Шрифт:
Если не задумываться над всем этим... если просто болтать, то - очень хорошо. Какая-то незримая связь... Хоть и сказано еще совсем немного, и ничего не ясно возникла уже эта связь. И немыслимо теперь расстаться просто так, навсегда.
Но тут же иная часть Таниного существа, ее Родительское "Я", если следовать учению Берна, глубоко возмутилась: после пятнадцати минут знакомства воображать бог весть что? "Уж не влюбилась ли ты?"- ехидно спросила эта часть. "Нет",честно ответила Таня. Ничего похожего, кажется, не было.
Ах! Ведь Виктор что-то говорил... и, кажется, ждет ответа. А она пропустила все мимо ушей.
– Простите, - проговорила она, краснея.- Я задумалась, и не слышала совсем, что вы говорили.
– Неудивительно,- сказал Виктор,- В вашей жизни произошло немаленькое событие. Конечно, вам не до высоких материй сегодня.
Мороженое уже исчезло, оставив после себя кремовые лужицы в вазочках, пропало, по обыкновению всех удовольствий - исчезать, едва появившись. "Что же дальше?"- подумала Таня. Во всех случаях, когда она знакомилась с молодыми людьми, самыми большими проблемами было - о чем говорить и что же делать дальше. Вероятно, она знакомилась не с теми. Во всяком случае, Виктор решительно брал эти проблемы на себя.
Слегка придвинувшись к ней и положив костистую смуглую руку на стол рядом с таниной рукой, он сказал негромко:
– Вы простите, что я так вмешиваюсь в ваши личные дела, но... можно задать вопрос?
– (Таня кивнула) - Когда вы едете назад, в Энск? Если не секрет, конечно, - прибавил он.
– Нет, не секрет. Поезд отходит завтра утром. На сегодняшний я не успела.
– Ага! Простите,- смутился Виктор,- А... до завтра вам есть где переночевать?
– Ну, это не проблема. У вас очень хороший вокзал. Предприятие коммунистического обслуживания, как написано там на табличке, и по-моему, справедливо написано!
– Вы, наверное, сочтете меня наглецом,- проговорил Виктор, опустив глаза,- Но я мог бы предложить вам кое-что получше. Вы могли бы переночевать у нас.
– Я понимаю, что это звучит дико,- поспешно добавил он, глянув на танино лицо,- Тем более, что я живу не с родителями, а мы снимаем квартиру с друзьями. Но что, если вы рискнете?
– Ну... Не знаю.
– Ведь вы не Красная Шапочка, хотя матушка наверняка дала вам кучу наставлений по поводу хищников. Ну, а я - отнюдь не волк. Вашей чести ничего не грозит, даю слово.
– Откуда мне это знать?
– резонно возразила Таня.
– А вы спросите свое сердце.
Какая-то махина ворочалась внутри, какая-то огромная работа происходила там. Таня силилась осознать это - и не могла. Все было как-то странно сегодня, подернуто голубоватой дымкой безумия. Ей никогда не случалось встречать таких людей, не случалось говорить сердцем, а не словами, не приходилось верить людям без оглядки. И вот - сердце молило поверить. И - поверить было нельзя. Обрывки страшных житейских историй... какие-то жуткие изнасилования... труп в канализации - все это вертелось в голове. Вот так это все и начинается... Вежливый юноша, интеллигентная такая беседочка, мороженое, а там - приглашение в гости, шампанское. В конце концов Таня разозлилась на себя. Ну и что, так всю жизнь и просидишь благоразумной старой девой... Она хочет этого, хочет верить, вот и все! А если она будет обманута - ну что ей грозит? По-настоящему (Таня осознала это только сейчас) она не боялась никогда ни смерти, ни иных физических неприятностей. Ну, кому нужна ее жизнь, кто не переживет ее смерти? А что касается так называемой девичьей чести, так это в наше время скорее порок, чем достоинство. Сейчас она не за себя боялась, а просто должна была бояться согласно житейскому предрассудку...
Наверное, я дура, решила Таня. Но ведь и терять мне нечего...
– Ну так - поедете?
– спросил Виктор, все это время внимательно присматривавшийся к Тане.
Девушка хмуро кивнула.
– Ну, вот и хорошо.
Они поднялись с мест, задвинули стулья, отнесли грязную посуду в окошко под призывным плакатом и вышли из кафе. Виктор вскинул на плечо танину сумку.
Метро в Зеркальске было построено совсем недавно. Стены сверкали белым мрамором местного происхождения. У самого конца эскалатора Таня с некоторым страхом заранее приготовилась к прыжку (ей в жизни всего раза два приходилось ездить в метро). Виктор незаметно и очень деликатно взял ее за руку и - хоп! они уже стояли на зеркально-мраморном полу станции. Из туннеля, рыча и изрыгая огонь, подобно дракону, вынесся поезд, и Таня с Виктором вошли в вагон.
Народу было совсем немного, и они смогли сесть на скамейку. Поезд, разогнавшись, породил такой грохот, что разговаривать стало решительно невозможно. Это было и неплохо... Таня, как зачарованная, смотрела в стену, летящую за окном. Черно-беловатые сплошные полосы в сопровождении оглушительного грома езды - в этом было нечто гипнотическое. Вскоре у Тани заложило уши.
Проехав пять или шесть перегонов, они поднялись наверх. Эта окраинная станция была выполнена с традиционной для советского метро помпезностью. Беломраморный прохладный холл, сверкающий над эскалаторами мозаикой на рабоче-крестьянскую тему, кристальная чистота наружных стеклянных стен. Тем более разительным оказался контраст, когда наши герои вышли снова под палящее солнце - после кондиционированного рая станции словно нырнули под жаркое душное одеяло. Великолепный современный дворец, увенчанный гордо горящей буквой М, высился посреди гигантского вытоптанного пустыря с пожухлой травой и зарослями лопухов и татарника, заваленного мусором и собачьим пометом. К ближайшей асфальтовой улице, пролегающей метрах в ста от станции, вела потрескавшаяся от жары пыльная тропинка. Вдали за станцией высились какие-то раздерганные холмы, наводившие на мысль о городской свалке. Впереди же в неясном мареве виднелись белые кубы новостроек. Туда и направились Виктор с Таней по пыльной извилистой тропке.
Это был типичный окраинный район. Стандартные, спланированные, как по линеечке, не успевшие еще посереть жилищные коробки гордо высились среди не желавших поддаваться цивилизации пустошей. Кое-где был проложен асфальт, под некоторыми окнами посажены цветочки, и почти во всех дворах стояли уже причудливые железные сооружения для детских забав. Но большую часть пространства вокруг многоэтажек занимал все тот же пустырь, заваленный мусором и обещавший непролазную грязь в мокрое время года.