…Приоткрылась дверь, желтый прямоугольник света кинул на землю черную тень стройной фигуры Инны. Это было столь неожиданно, что я не успел взять себя в руки и отпрянул. Она услышала шум и, замерев на пороге, тихо спросила:

– Здесь кто-нибудь есть?

Я был недвижим, я даже не дышал. Я боялся, что она в страхе закроет дверь и спрячется в доме.

Она постояла с минуту, прислушиваясь, и, видно, решила, что шум произвела птица… Она покинула освещенный прямоугольник двери и ступила на траву. Теперь я мог ее разглядеть.

В полутьме ее тело казалось голубоватым, а волосы приобрели сиреневый оттенок. Когда она поглядела в мою сторону, то ее глаза показались мне черными окнами в звездное небо. Ее фигура несколько потеряла девичью гибкость и угловатость, грудь стала тяжелее, шире бедра, но эти перемены были лишь движением к женскому совершенству.

Она быстро, словно опасаясь, что ее хватятся дома, перебежала газон, перепрыгнула через изгородь и уже осторожнее, озираясь как воровка, подбежала к дому Яйблочков. Возле окна в гостиную она остановилась и, вцепившись длинными пальцами в край стены, приподнялась на цыпочки, чтобы лучше видеть, что происходит в гостиной.

И тут я все понял. Все было просто, хоть и необычно и недозволено.

Младенец, занявший мое место в семье Яйблочков – это сын ее и Вика. По правилам новорожденного отнимают у матери, как только она перестает его кормить. Если с точки зрения породы он удовлетворяет селекционеров, его отправляют в распределитель. А дальше – как распорядится судьба. Может быть, повезет, и его возьмут в домашние любимцы. А тут… вернее всего, когда он родился, опечаленная моим исчезновением, привыкшая к человеку в доме, госпожа Яйблочко решила взять ребеночка себе. Где-то кому-то сделали подарок, кого-то уговорили, и произошло страшное нарушение правил – мать и сын оказались в одном городке, и, главное, мать знала, где живет ее сын.

Вряд ли ее подпускали к сыну, наверное, это было одним из условий… Впрочем, это можно проверить.

– Инна, – тихо произнес я.

Она отпрыгнула от окна, словно ужаленная змеей. Прижалась спиной к глухой бетонной стене и смотрела с ужасом, как я приближаюсь к ней.

Я вытянул перед собой руку, раскрытой ладонью кверху.

– Не бойся, – сказал я. – Это я, Тим, ты меня помнишь? Я тут жил.

– Тииим, – напевно произнесла она. – Ты же мертвый.

– Я много раз мертвый, но все равно живой, – сказал я, улыбаясь.

– Это не ты! Не подходи!

– Я тут жил, мы с тобой раз сидели в этих кустах и разговаривали, а ты сказала, что знала свою мать, а я тебе не поверил, а потом меня должны были вести к ветеринару, а к тебе привели Вика…

– Тииим!

– Отойдем к кустам. У меня мало времени. Меня могут выследить.

Она послушно пошла за мной к темной массе кустов, но остановилась, не заходя под их сень. Боялась. Не совсем верила, что я – это я.

– А где же ты? – спросила она. – Кто теперь твои спонсоры? Ты бродяга?

В голосе звучало привычное для домашних любимцев презрение.

– Я хочу, чтобы никаких спонсоров больше не было.

– Как так не было?

– Чтобы они улетели. Или погибли.

– А мы? – Она даже отступила на шаг от меня.

– А мы будем жить.

– А кто нас будет кормить? Кто будет гулять с нами?

Я уже привык к таким искренним филиппикам. А чего вы хотите от людей, которые не знают ничего, кроме пищи, прогулки и хозяйской палки или ласки?

– От тебя плохо пахнет, – сказала она, – как будто ты не мылся.

– Я уже неделю не мылся, – признался я. Мне было приятно дразнить ее

– такую миленькую, сладенькую, душистую домашнюю любимицу. – А как твой жабеныш поживает?

– Кто?

– Твой хозяин, жабеныш, которого мадам Яйблочко изметелила.

– Тим, не стоит так говорить о спонсорах.

В ее голосе прозвучала бабушкина интонация.

– Ладно, – сказал я, – я тобой еще займусь. Обязательно вернусь поговорить с тобой серьезно. Жалко оставлять тебя в животном состоянии.

– Я живу в счастливом состоянии! – поспешила она с ответом.

Она была напряжена и мечтала об одном – чтобы я поскорее ушел, растворился, чтобы меня можно было вычеркнуть из памяти.

– Это твой ребенок? – Я показал на окно дома Яйблочков.

– Молчи! – она закрыла мне рот ладонью. От резкого движения ее пышные бронзовые волосы рассыпались по плечам. Она была сказочно хороша! Ради таких женщин совершаются великие безумства и рушатся царства… Только она не подозревала о своем могуществе.

– А кто отец? – спросил я. Сквозь ее пальцы вопрос прозвучал невнятно. Мои губы натолкнулись на нежную ткань пальцев и поцеловали их. Она сразу убрала руку.