Я отшатнулся, но не убежал.

– Вам страшно? – спросила гусеница. – Но я совершенно безобиден.

– Я знаю, – сказал я. – Это от неожиданности. Я и не знал, что вы бываете таким большим… то есть я не знал, что вы умеете говорить! Черт побери…

Ползун опустился, как бы садясь и изгибая в мою сторону нижнюю часть тела.

– Вы меня не боитесь, – сказал он утвердительно. – Вы меня знаете?

– Так вы же ползун! – сказал я.

– Нас так называют здесь, – согласился ползун. – Но я здесь один и я убежден, что мы с вами раньше не встречались.

– А я и не говорю, что встречались, – сказал я. – Только вы ползун, и я никогда не подозревал, что ползуны разумные. Мы же вас тысячами на переработку пускали!

– Что вы сказали?

– Я работал раньше, – сказал я, – на кондитерской фабрике. Там убивали таких как вы, маленьких. Только я не убивал – я грузил в контейнеры.

– Вы там были! – Голос ползуна поднялся до крещендо. – Вы это видели!

– Но ползуны несознательные, неразумные, – сказал я. – Я это видел. Я знаю.

– Вы там были! – простонал ползун.

Он был мною недоволен.

– А вы там тоже были? – спросил я. – И убежали, да?

После долгой паузы ползун сказал:

– Да.

– А почему вы разумный, а они нет?

– Скажите, – ползун отвернул голову от меня и стал столбиком, опираясь о землю двумя парами крепких, широко расставленных лап. – Скажите, а если вы родите маленького человека, совсем маленького, и сразу отнесете его на кондитерскую фабрику, он будет разумным?

– Это ваши дети?

– Это совсем маленькие, – сказал ползун. – Они еще не умеют говорить. Они еще не умеют думать. Им надо жить четыре года, пять лет, чтобы научиться говорить. Вы теперь понимаете?

– Так что же, получается, что спонсоры едят ваших детей?

– Вы тоже едите чужих детей, – сказал ползун невесело. – Вы едите рыб и животных, вы едите яйца птиц, которые еще не умеют говорить.

– Но мы не едим тех, кто разумный.

– А никто не знает, что маленький ползун будет когда-то разумным. Этого никому не говорят. Даже большинство спонсоров об этом не знают. Есть инкубаторы, в них выводят маленьких. Потом их немного растят. Потом их убивают. Это очень полезная пища, спонсоры ее кушают, но они не знают, что они кушают.

Я верил этой гусенице и не боялся ее. Но я же кидал убитых ползунов в контейнеры!..

– Вы не виноваты, – сказал ползун. – Вы не знали. Спонсоры кушают всех. Они кушают вашу планету, они кушали нашу планету.

– Но матери… где матери малышей?

– Мне сложно объяснить систему размножения, – сказал ползун. – Это надо изучать. Если интересно, я потом расскажу.

– Значит, взрослых ползунов здесь нет?

– Взрослый – я, – сказал ползун. – Они завозят сюда оплодотворенную икру – это экономично. И никто не знает.

– Но зачем? Разве на Земле мало пищи?

– Есть пища, а есть оптимальная пища, – сказал ползун, покачиваясь, как кобра, желающая нанести укус. – Наши дети – идеальная пища. Теперь ее потребуется больше. Людей станет еще меньше, а такой пищи надо больше.

– Вы знаете, что людей будет меньше?

– Я немного знаю.

– А почему вы здесь?

Живот у ползуна был хитиновый, блестящий, словно рачий хвост. А на боках и спине росла торчком шерсть. Ползун был некрасивый и даже страшный. Но я привык к ползунам. К тому же если чудовище с тобой разговаривает и даже жалуется тебе – трудно его бояться.

Ползун не хотел отвечать на мой вопрос. Если бы его глаза не были неподвижны, я бы сказал, что он рассматривает травинки.

– Я иду, – сказал ползун наконец.

– Неужели? И куда же вы идете?

– В Аркадию, – сказал ползун.

Это слово мне ничего не говорило.

– Где эта Аркадия? – спросил я.

– Далеко, – сказал ползун.

– Вы пойдете со мной? – спросил я.

– Куда?

– Я тут недалеко живу. Там мои друзья.

– Я не отвечу, – сказал ползун.

– Вместе лучше, – сказал я.

– Вместе лучше, – как эхо ответил ползун, но не двинулся с места.

– Вы идете?

– Нет, извините, – сказал ползун и опустился на лапы, превратившись в самую обыкновенную, правда, крупную гусеницу.

– Я пошел, – сказал я.

Ползун начал отходить от меня задом наперед.

Я подумал, как же он не доверяет людям – всем, потому что на нашей планете убивают его детей.

– Тогда счастливо оставаться, – сказал я, хотя расставался с ним с сожалением. Любое существо, встреченное мною, что-то может рассказать. И ползун тоже. Ведь где-то он скрывался, сбежав с кондитерской фабрики, в чем я почти не сомневался, где-то научился русскому языку, зачем-то попал в этот лес, кого-то ждет…