Абромов откозырял и передал лотки в руки капитана Ботари-Джезек. «Спасибо, можете идти», ответила она и отдала лотки капитану Куинн, а уже та вставила их в приемное устройство компьютера-симулятора и выгрузила данные. Плюс наложила на этот файл код высокой секретности. Ее ободранные пальцы метались над панелью управления видео.

Над поверхностью стола сформировалась уже знакомая призрачная трехмерная голокарта медкомплекса Бхарапутры. — Я перескочу непосредственно к тому моменту, когда мы были атакованы в туннеле, — сказала Куинн. — Вот мы: Синий отряд, часть Зеленого… — Клубок спагетти из синих и зеленых светящихся линий возник в самой глубине туманного здания. — Тонкин — это Номер Шесть Синего отряда, и он сохраняет свой шлем и далее. — Она сделала след Тонкина на карте желтым, для контраста. — У Норвуда пока что Номер Десять Синего отряда. На Марке… — она поджала губы, — шлем Номер Один. — Этого следа, разумеется, недоставало. Она подсветила след десятого номера, Норвуда, розовым. — В какой точке вы с Норвудом обменялись шлемами, Марк? — Задавая этот вопрос, она на него не взглянула.

Пожалуйста, отпустите меня. Он был уверен, что болен: его до сих пор трясло. Какой-то мелкий мускул на загривке сводило спазмом, крошечными подергиваниями, пробивавшимися сквозь общий фон боли. — Мы спустились до конца вот этой лифтовой шахты, — вместо голоса у него вышел сухой шепот. — Затем… когда шлем Десять возвращается наверх, он уже на мне. Норвуд и Тонкин пошли дальше вместе, тогда я их и видел в последний раз.

Действительно, розовая линия снова поднялась по шахте и червем поползла вслед за клубком зеленых и синих. Желтая ушла в одиночестве.

Куинн быстро прокрутила вперед запись голосов. Баритон Тонкина звучал писком накачавшегося амфетаминами комара. — Когда я последний раз вышла с ними на связь, они были вот здесь. — Куинн отметила сияющим пятнышком света это место — внутренний коридор глубоко в недрах соседнего здания. Она замолчала, позволяя желтой линии змеиться дальше. Вниз по лифтовой шахте, сквозь очередной служебный туннель, под самим зданием, вверх и проходя еще одно насквозь.

— Вот, — внезапно произнес Фрэмингем, — вот этаж, где они попались. Мы поймали их передачу здесь.

Куинн отметила еще одну точку. — Значит, криокамера должна быть где-то поблизости от линии их перемещения между вот этим и этим местом, — указала она на два ярких пятнышка. — Должна быть. — Она впилась в изображение прищуренными глазами. — Два здания. Думаю, даже два с половиной. Но в голосовой связи Тонкина нет, черт побери, ничего, что бы дало мне ключ. — В комарином писке слышалось описание нападавших бхарапутрян и крики о помощи, снова и снова, но ни одного упоминания о криокамере. Горло у Марка перехватывало в такт его словам. Куинн, выключи его, пожалуйста…

Программа завершилась. Все дендарийцы вокруг стола уставились на изображение, словно хотели выжать из него что-то еще. Но больше ничего не было.

Дверь отодвинулась, и вошел капитан Торн. Марку никогда не доводилось видеть более измотанное человеческое существо. Торн все еще был одет в грязный комбинезон, а из полуброни он снял только аккомулятор плазменного зеркала. Серый капюшон был откинут, русые волосы прилипли к голове. Глубоко въевшаяся в лицо сажа обозначала границу капюшона серым точно так же, как у Куинн — покрасневшая от ожога перегруженного плазменного поля кожа. Торн двигался торопливо, порывисто, преодолевая почти обморочную усталость. Капитан склонился, опершись на стол; губы его были сжаты в ровную мрачную линию.

— Итак, удалось ли получить от Тонкина хоть что-то? Что есть в компьютере, мы только что видели. По-моему, этого недостаточно.

— Медики привели его в сознание, ненадолго, — ответил Торн. — и он говорил. Я надеялся, что записи регистраторов придадут смысл тому, что он сказал, но…

— Что он сказал?

— Сказал, что когда они добрались до этого здания, — заметил Торн, — то их отрезали. Еще не окружили, но перекрыли дорогу к катеру, и противник стал быстро замыкать кольцо. Тут, сказал Тонкин, Норвуд крикнул, что у него есть идея, что он видит что-то «позади». Он приказал Тонкину отвлекать внимание врага гранатами и охранять один из коридоров — должно быть, вон тот. А сам взял криокамеру и побежал обратно, откуда они пришли. Вернулся он несколькими минутами спустя — не больше шести минут, как сообщил Тонкин. И сказал ему: «Теперь все в порядке. Адмирал выберется отсюда, даже если мы не сможем.» Примерно двумя минутами спустя он был убит разрывной гранатой, а Тонкин — контужен и получил сотрясение мозга.

Фрэмингем кивнул. — Мои люди оказались там максимум три минуты спустя. Они заставили отступить нескольких бхарапутрян, обыскивавших тела, — те то ли мародерствовали, то ли искали разведданные, то ли то и другое сразу, капрал Абромов не может сказать определенно — подобрали Тонкина и тело Норвуда и сбежали оттуда со всей возможной скоростью. Никто из отряда не докладывал, что где-то видел криокамеру.

Куинн с отсутствующим видом грызла обломок ногтя. Марк подумал, что она даже не осознает этого действия. — Это все?

— Тонкин сказал, что Норвуд засмеялся, — добавил Торн.

— Засмеялся. — Куинн поморщилась. — Проклятье.

Капитан Ботари-Джезек глубоко утонула в своем кресле. Все вокруг стола, похоже, переваривали этот последнюю новость, уставившись на голокарту. — Он совершил какую-то хитрость, — заметила Ботари-Джезек. — Или что-то, что он счел хитростью.

— У него было всего где-то пять минут. Что такого хитрого он мог устроить за пять минут? — пожаловалась Куинн. — Все проклятые боги да швырнут этого хитреца в шестнадцать преисподних за то, что он не доложился!