Митя кивнул.

— Короче, для того, чтобы уехать, мне надо здесь замуж выйти. Иначе никак. Тогда точно разрешат.

— За меня, что ли? — Митя хитро сощурился.

— Ты не хочешь, да? У меня больше нету таких знакомых. Фиктивно, на несколько месяцев. А потом разведемся.

— А чего ж фиктивно? Давай по-настоящему, а? Почти год друг друга знаем, притерлись, — Митя вдруг понял, что он очень хочет эту милую и наивную девушку. У него почти три месяца у него никого не было.

— Да ну тебя! Я серьезно.

— Ладно, я согласен. Привезешь мне оттуда кроссовки и какую-нибудь фигню английскую, лады?

— Конечно.

— А как же твое поступление? Экзамены? Зачем тогда тебе это все? За тебя договаривались, просили.

— В качестве запасного варианта, — вздохнула Татьяна. — А то, что договаривались, так я за год столько всякой фигни для кафедры напечатала!

— И когда же в ЗАГС?

— Прямо сейчас. Я уже там договорилась через маму, дала кому что надо.

Митя присвистнул.

— Ну ты деловая! Ладно, пошли, — он поднялся и вопросительно посмотрел на Татьяну. Девушка не понимала, шутит он или серьезно. — Пошли, пошли, — подбодрил ее Митя. — Подожди меня внизу, я сейчас с проверки отпрошусь.

В сберкассе они заплатили госпошлину и направились к ЗАГСу — большому двухэтажному серому зданию, рядом с которым красовался памятник брежневских времен — металлические мамаша с папашей держат на руках счастливого, улыбающегося металлического малыша.

Татьяна взяла его паспорт и скрылась за дверями заведующей. Через минуту она вышла красная с листами заявлений, дала ему ручку.

— Ты только не пиши, что разведен. Пиши — в первый раз. А то она там как заохала: меньше месяца назад развелся, а уже опять! Аморальный тип! Хорошо ли ты, Танечка, подумала? В общем, если по правилам, три месяца надо ждать.

— Но мы же без правил, — улыбнулся Митя и стал заполнять бланк заявления.

Через час они сидели в тихом уютном кафе недалеко от ЗАГСа и ели пирожные. От волнения у Татьяны разыгрался аппетит — она отправляла в рот один эклер за другим. Митя заказал себе сто грамм коньяку.

— Смотри, растолстеешь, не понравишься Ричарду, — заметил он весело.

— Да ну его в жопу! Не мог подсуетиться, чтоб мне визу дали! — сказала Татьяна с досадой.

— Ну да, пусть теперь локти кусает. Мы теперь — крепкая, счастливая семья, и понесем свое счастье к светлому будущему капитализма, стараясь не расплескать его по мелким ссорам и обидам.

Татьяна прыснула. Да, примерно такого содержания текст произнесла заведующая ЗАГСом, когда жала их вспотевшие руки.

— Танюш, ты вечером свободна? А то, может, забуримся куда-нибудь, повеселимся? Свадьбу сыграем.

— Ага, сейчас разбежалась.

— Шила в мешке не утаишь. Все равно все узнают.

— Если кое-кто не будет языком молоть…

— Танюха, все и так думают, что у нас роман, — вспомнил Митя прошлогодний разговор с Макушей. — А теперь все законно.

Татьяна посмотрела на него удивленно и презрительно одновременно.

— Что ты несешь, какой роман? Я Ричарда люблю. Я к нему уеду через месяц. Уже билет заказан. А то, что про нас Крошка болтает, так она сука, сволочь, дерьмо собачье, змея подколодная, собака червивая!

— Дурилка картонная, — подсказал Митя. — Замечательная характеристика заведующей кафедры. Ну а что ты тогда перед ней лебезишь, перед сукой?

— Да пошел ты! — беззлобно сказала Татьяна. Она поднялась из-за стола. — А кроссовки я тебе пришлю, муженек ты мой ненаглядный, самые крутые. Это обещаю.

Она ушла, и Митя остался один. Он заказал себе еще коньяку и закуски. Смешно все получилось: еще пару часов он ни сном, ни духом, как говорится, что будет к вечеру женат. Пускай фиктивно, ну и что! Как реактивная, взяла, закрутила, завела, а потом мордой в тарелку! А ведь как он ее хочет! Ему, конечно, многие женщины нравятся, но Танька — особо. Спокойная, несуетливая, лишних слов не говорит. Скво индейского племени. Взяла и исчезла в секунду, скорей всего, навсегда. Сгорела в небе, как звезда! Ричард у нее, видите ли, заморыш похотливый! Такую бабу увел! Жену! И почему ему так с бабами не везет?

Скоро Митя перестал распалять себя всякими глупостями и решил, что все что ни делается — к лучшему. Пару раз к нему за столик подсаживались проститутки, но он их грубо отшивал.

Около одиннадцати он взял машину и поехал к Насте. Но когда машина остановилась около дома, и он глянул на горящие окна, желание пропало. Опять всплыла в памяти та последняя безобразная сцена. За что она его так? Кому нужны эти Зоины ученые записки? Тараканам, которые жили в коробках с архивом? А он их обнародовал, сделал достоянием научной общественности. Ну, под своим именем, так что? Он Зоин ученик, в конце концов… Кто же его оправдает, кроме него самого? Интересно, кто сейчас у Настены, с кем живет, с кем трахается? Наверняка в девках не засиделась. Все они бабы такие! Ишь, свет везде зажгли, говнюки!