— Вот как… Что ж выгоды ему во мне?

— Он бы сказал, что это воевода тебя порешить хотел за правду о грехе великом. Раздул бы историю, как искру в пожарище. А ты б все подтвердил, и перед князем, и перед бискупом. Сейчас что есть? Слухи да тело никому не ведомой старухи. Эйливу легко защищаться. Хотя с народом в мире жить ему стало тяжеловато. Параскеву чуть не святой считали. А тут сразу много нехорошего проявилось. Как она потраву для Улеба готовила, как Зоряну на потеху дружине отдала, а потом в чащу погнала. Даже Грим отказался долее воеводе служить. Собирает викингов и в поход уходит. Хотя тут, молвят, без Остромирова серебра не обошлось. Хитрец-боярин Эйлива всякой поддержки лишить хочет. Тяжелое сейчас времечко в Ладоге настало. Но не печалуйся! По земле градцов много. Добудешь ты себе сытый обед, не сомневайся!

— Ох, мне б твою уверенность… Я ж почти нагой остался. Вот тулуп — и тот твой.

— Дарю. Видишь, у меня обнова? Боярыня доху за верную службу дала. Твое ж добро я тоже прихватил. Не дурак, чай. Держи свой мешок!

У Радима сразу потеплело на душе.

— Вот это да! Не забыл про меня! Спасибо!

— И еще кое-что, — улыбнулся в ответ парубок, доставая берестяную бутыль. — Она твоя. Пей за мое здоровье и ни о чем не кручинься!

— А это просто чудо! — Радим откупорил бутыль и присосался к горлышку.

— Ну-ну! Не переусердствуй! Тебе путь не близкий, упьешься раньше времени, упадешь в снег, а меня рядом уж нет.

— Мы разве не вместе? Как та гривна кун, которую я должен?

— Отработал ты ее сполна. Такое представление показал, что я сам заплатить готов. Увы, дальше наши Дорожки расходятся. Я б, конечно, не прочь еще скоморошьей жизнью проникнуться, но дела зовут. Мне в Киев надо.

— Я, собственно, тоже на полдень собирался. После Ладоги никакое Коло Скоморохов меня не испугает. Пойдем в Киев, я Туровиду лично выскажу все, что о нем думаю.

— Пробрало тебя винцо! — засмеялся Богдан. — Туровид будет в ужасе!

— А пусть боится! Он волшбу ворожит, а мы ту волшбу изводим! Ладожская ведьма получила по заслугам, получит и Туровид.

— Не зазнавайся, Радим! Не так уж плох Туровид, как ты его представляешь. Он о благе скоморохов печется.

— Ты почем знаешь? Сам же в скоморохах без году неделя.

Богдан на миг задумался, потом взял Радима за плечи и произнес:

— Извини. Наверное, мне следует признаться. Я водил тебя за нос. Жизнь скоморошью я в самом деле до недавних пор представлял слабо, но вот с Коло Скоморохов дело имел. Можно сказать, я его и породил.

— Это как? — Удивлению Радима не было предела.

— Только не падай. Мое настоящее имя не Богдан. И о возрасте моем по лицу не суди. Зовут меня Туровид Волхв, я — великий заводила Коло Скоморохов.

— Вот это да! — только и смог выговорить Радим.

— Отправился я в дальний путь, чтобы лучше узнать тех, кого боги мне поручили. Признаюсь, путешествие пошло на пользу. Иначе видится скоморошья жизнь из стольного града. Не так я все себе представлял. Теперь буду иначе дела вершить. Вот, к примеру, твой случай. Отныне Коло можешь не бояться. Никто тебе ничего сделать не посмеет, указывать, куда идти, не станет. Более того, ежели потребуется какая помощь, обращайся в Коло. Мы теперь друзья. И всем тем, кто еще не в Коло, скажи, им мы тоже друзья. Надеюсь, рано или поздно вы примете наши правды и обряды, но насильно гнать к себе никого не будем. Бестолково это.

— Вот это да! Не ожидал, что волхв у меня в учениках ходить будет…

— Ну, пора прощаться, — внезапно на тропе нарисовалась развилка. — Мне налево, тебе направо. Не поминай лихом! Удачи!

— Постой! А может, мне с тобой?…

Богдан отрицательно покачал головой, махнул на прощание рукой и потопал по левой дороге.

— Счастливо! — запоздало произнес Радим.

Чуть подумав, скоморох бросился следом за волхвом. Надо ж хоть поблагодарить человека, извиниться за сказанное в запале. За первым же поворотом тропинка пропала, цепочка следов оборвалась. Богдан исчез, будто испарившись. Радим от досады сплюнул и, тяжело вздохнув, повернул к развилке. Нелегка скоморошья доля.

Меж облаков ярко светило солнце, даря земле редкое для велесеня тепло. Золотистые листья берез трепетали на слабом ветерке. Трава еще не пожухла: зеленый ковер, местами расцвеченный розовым клевером, плотно устилал широкое поле.

Радим вышел на раменье шагом путника, привыкшего к дальним странствиям. Внешность его соответствовала походке: мешок плотно притянут к спине холщовыми лямками, ноги обуты в добрые кожаные боты, в левой руке — резной дорожный посошок. По веретьяной рубахе и портам, местами выправленным заплатами, можно было с уверенностью сказать, что Радим — муж не зажиточный. Однако взгляд живых, хотя и грустных глаз выдавал в нем человека, способного добыть хлеб насущный.

Тропа была хорошо утоптана. Хоть и не вела она в великий град, но шла через богатые новгородские села, в которые не гнушались заходить иноземные купцы и княжьи вирники. На дальнем конце поля нарисовались темные силуэты изб. Неказистые строения, сооруженные из толстых бревен, врытые в землю так, что наружу торчала только соломенная крыша, были уютными жилищами. Об этом Радим ведал не понаслышке. Ему часто приходилось ночевать у гостеприимных селян, ведь вот уже пятнадцать лет, как его ноги не ведали покоя.