— Чушь поросячья! — отмахнулся Леонтиск. — Обычные сказочки мореходов! Я знаю, матросы их десятками придумывают, чтобы выманивать бесплатную выпивку у сухопутных дураков в портовых кабаках.

— Дело твое, можешь скалить зубы, — пожал плечами Эвполид. — Но что до меня, то после этого случая я в птичек как-то верю. Особенно в то, что воронье, демонская птица, предвещает беду.

— Господин Леонтиск, — от ворот подбежал привратник Орбил.

— Да? — повернулся сын стратега.

— Граждане просят войти во двор. Пускать?

— Боги, — Леонтиск хлопнул себя ладонью по лбу. Слушая рассказ Эвполида, он забыл о спартанцах, друзей дома Эврипонтидов, по традиции пришедших приветствовать родоначальника царской семьи, роль которого в отсутствие отца успешно исполнял Пирр. Обычно царевич сам встречал этих людей, здоровался с каждым, расспрашивал о делах, отвечал на вопросы, сообщал, на каком суде или народном собрании понадобится их помощь, — обычные функции главы дома по отношению к клиентам. А сегодня… Солнце уже поднялось над Тораксом, граждане у ворот, а Пирра нет.

Сердце молодого воина кольнула холодная игла испуга: а что, если… Но нет, убийца не мог бы пройти в комнату царевича мимо сидевших всю ночь в андроне часовых, даже если ему удалось прокрасться мимо внешней охраны — мимо него, Леонтиска! — и пары злых псов, на ночь спускаемых Орбилом с цепи. Это было невозможно. Тем не менее Леонтиск не смог сдержать нервного напряжения, когда бросил Аркесилу:

— Сходи, разбуди царевича, а я пока встречу людей.

Аркесил, на лице которого тоже проступила тревога, кивнул и быстро ушел к дому, а Леонтиск с Эвполидом пошли к воротам приветствовать граждан. В это утро их пришло, на взгляд Леонтиска, человек шестьдесят-семьдесят. Двор наполнился серо-черными расцветками плащей, мужественными спартанскими лицами и негромкими голосами. Вежливо здороваясь с каждым пришедшим, справляясь о здоровье и делах, молодой воин то и дело озирался на парадный вход в особняк.

И поэтому не пропустил момента, когда из дверей неловко, как-то боком, появился Аркесил с белым, перекошенным лицом. Леонтиск почувствовал, как на затылок обрушивается ледяная волна ужаса, а перед ногами разверзается пропасть.

— Прошу прощения, — кинул он последнему из своих собеседников, не дослушав его похвальбы об успехах служащего в наемниках сына, и поспешил к Аркесилу. Тот, не говоря ни слова, одним своим видом источал столь мощную ауру беды, что ее ощутили даже Энет и Лих, ходившие дозором вокруг дома. Придерживая оружие, они, не сговариваясь, ринулись к крыльцу особняка.

— Что? — просипел Леонтиск. Голос не слушался. «Все, это конец, — билось в голове. — Они достали его. Убили».

— Царевич… у него в спальне… в постели… змея, — выдавил из себя Аркесил. — Ион нашел… он вошел первым. Говорит… черный аспид… очень ядовитая…

— Черный аспид! — ахнул Леонтиск. Эту смертоносную рептилию, по рассказам, использовали в династических разборках малоазиатские владыки. Впрочем, легенды эти были настолько зловещими, что походили на сказки.

— Ну, пропусти! — Коршун оказался у дверей первым.

— Нет! Ион сказал — нельзя… Нельзя входить! — Аркесил попытался удержать Лиха, но тот оттолкнул его и бросился в дом. Энет, громко топая подошвами, последовал за ним. Недолго думая, остальные «спутники» Пирра устремились следом.

У входа в покои царевича стоял, закрыв проход расставленными в стороны руками, возбужденный Ион.

— Стой, — увидев бегущую по коридору толпу, закричал он, сверкая темными глазами. — Не заходите! Змея!

— Прочь с дороги, мудрила! — зарычал Коршун, хватая Иона за рукав. Оспинки, густо покрывавшие его впалые щеки, налились красным. — Отвали!

— Не-ет! — заорал Ион, вцепляясь в косяк. — Вы что, не поймете, глупцы, не…

Лих рванул, разворачивая историка к себе. Энет подскочил с другой стороны, и вместе они отшвырнули товарища в сторону. Остальные только хлопали глазами, не в силах понять происходящего.

— Вы что, озверели? Чего творите, мать вашу перемать? — из своей комнаты выглянул Феникс. За его плечом маячила тень Тисамена.

Двери комнаты Пирра с треском распахнулись, и все ввалились внутрь.

Комната старшего сына Павсания сохраняла свой обычный вид. Не было ни перевернутой мебели, ни брызг крови на полу или стенах, ничего необычного. Кровать царевича стояла у противоположной от входа стены, яркий свет утреннего солнца проникал через два зарешеченных оконца в правой стене. Были слышны голоса столпившихся во дворе клиентов.

Пирр находился на кровати, лежал на спине. Глаза его были открыты. Смятая простынь сползла к поясу, обнажив бычью шею, выпуклую пластину грудной клетки, налитые стальной мощью округлые плечи.

И толстое, мускулистое левое предплечье, вокруг которой обвились тонкие страшные кольца. Змея была совсем не черная, скорее грязно-серая, с невнятным темно-коричневым узором чешуи. Она была совершенно неподвижна, словно намотанный на руку шнур.

— Тихо, болваны. Разбу дите гада, — царевич сказал это тихо, бесцветно, почти не разжимая губ.