— Я стараюсь просто делать свое дело, а где — не имеет значения. — Люси повернулась ко мне: — Конечно, тетя Кей, я перешлю тебе эти файлы.

Она вышла из комнаты, и мы последовали за ней в кухню, где Джанет аккуратно заворачивала в газеты стеклянные стаканы и складывала их в коробку.

— Ты не против прогуляться? — обратилась я к племяннице. — Мне ведь пора уходить.

Она посмотрела на меня недоверчиво.

— Что?

— Мы, наверное, не скоро увидимся.

— Можно просто посидеть на балконе.

— Вот и отлично.

Мы устроились на белых пластиковых стульях на открытом воздухе, прямо над улицей, ожившей с наступлением вечера. Внизу, не останавливаясь, проносились такси, за окном «Пламени» плясали отблески камина, и люди, сидевшие в темноте, разговаривали и пили вино.

— Хочу узнать, как твои дела. У меня такое впечатление, что ты о многом мне не рассказываешь.

— Ты тоже, — с невеселой улыбкой ответила Люси.

Я видела ее четкий профиль.

— У меня все в порядке. Как всегда. Наверное, слишком много работаю. Что еще изменилось?

— Ты всегда беспокоишься обо мне.

— С тех пор, как ты появилась на свет.

— Почему?

— Потому что кто-то должен.

— Я не упомянула, что мама сделала подтяжку?

При одном упоминании о единственной сестре сердце мое превратилось в камень.

— В прошлом году она поставила новые коронки, в этом делает лифтинг, — продолжала Люси. — Ее нынешний приятель, Бо, болтался здесь целых полтора года.

— Люси!

— О, только не будь такой праведницей, тетя Кей. Ты относишься к ней так же, как и я. Ну чем я так провинилась, что получила в матери такой кусок дерьма?

— Ты не должна ее ненавидеть, Люси, — тихо сказала я. — От этого легче не станет.

— Она ни слова не сказала о моем переезде в Филадельфию. Ее это ни хрена не интересует. Она никогда не спрашивает, как дела у Джанет. Или, если уж на то пошло, у тебя. Выпью-ка я пива. Хочешь?

— Пей, я не буду.

Тьма сгущалась, и в ней растворялись проплывающие внизу фигуры людей, шумные и молчаливые, одинокие и держащиеся друг за друга. Я хотела расспросить Люси о том, что рассказала Джанет, но боялась поднимать эту тему. Люси расскажет все сама, уверяла я себя, но тут же другой голос, голос врача, требовал взять все под контроль. Вернувшись на балкон, моя племянница открыла бутылку «Миллера».

— Давай поговорим о Кэрри, — сухо сказала Люси, делая глоток, — может, тебе действительно станет легче. Так вот, у меня есть браунинг «хай-пауэр», есть служебный «зиг» и есть дробовик — двенадцатый калибр, семь патронов. Скажи, что еще нужно, и я куплю. Но думаю, если она только посмеет появиться, мне вполне хватит голых рук. Знаешь, с меня достаточно. — Она снова подняла бутылку. — Рано или поздно человек просто принимает решение и живет дальше.

— Какое решение?

Люси пожала плечами:

— Ты решаешь, что не можешь дать кому-то больше власти над собой, чем уже дал. Нельзя жить в постоянном страхе или постоянной ненависти. В некотором смысле ты просто перестаешь об этом думать. Занимаешься своим делом, зная, что если чудовище когда-либо встанет на твоем пути, то пусть все решит схватка не на жизнь, а на смерть.

— Что ж, мне нравится такое отношение. Возможно, единственно правильное. Правда, я не уверена, что ты действительно прониклась им, но будем надеяться.

Некоторое время моя племянница молча смотрела на урезанный диск луны, сдерживая, как мне показалось, подступившие к глазам слезы.

— Знаешь, тетя Кей, решать их компьютерные задачки для меня все равно что орешки щелкать.

— Думаю, ты могла бы щелкать эти орешки и в Пентагоне, — мягко сказала я, чувствуя, как сжимается от боли сердце.

— Мне просто не хочется слишком уж высовываться.

Я промолчала, не зная, что сказать.

— Не всем нравится, что я умею управлять вертолетом и... Ну, ты понимаешь.

— Я знаю, что ты умеешь, и этот список наверняка еще вырастет. Тебе, наверное, очень одиноко.

— Ты когда-нибудь чувствовала что-то подобное? — шепотом спросила она.

— Всю жизнь, — прошептала в ответ я. — И теперь ты знаешь, почему я люблю тебя так, как люблю.

Она посмотрела на меня, потом протянула руку и мягко коснулась моего запястья:

— Вам пора ехать. Я не хочу, чтобы ты садилась за руль в таком состоянии.

Было уже около полуночи, когда я притормозила у поста охраны нашего квартала и дежурный сделал мне знак остановиться. Такое случалось не часто, и я подумала, что либо моя сигнализация сработала среди ночи и перебудила соседей, либо какой-нибудь чудак попытался прорваться на территорию, чтобы взять у меня интервью. Проспавший последние полтора часа Марино проснулся в тот самый момент, когда я опустила стекло.