Через полтора месяца первой жертвой деятельности общества «Сакура-кай» пал японский премьер-министр Хамагучи, он был тяжело ранен капитаном Сагоя.

Но это было только начало. К весне тридцать первого года в «Сакура-кай» насчитывалось сто пять молодых офицеров. Во главе общества оставался Хасимота Кингоро, его называли покровителем заговоров — на протяжении многих лет в Японии не было политического убийства, покушения, интриги, к которым он хоть каким-то образом не был причастен.

Движение молодых офицеров находило поддержку среди руководящих военных деятелей, группировавшихся вокруг Сатбо Хамба — японского генерального штаба. И не только поддержку — идея создания общества «Сакура-кай» исходила от начальника Сатбо Хамба — еще одного второго человека в Японии после благословенного императора. Его назначал император, и он не был подотчетен даже премьер-министру. Но второй человек в государстве — не первый. К тому же в таком положении находился и начальник штаба военно-морского флота, и премьер-министр, их также назначал император, и они тоже считались вторыми в империи. А военная клика — гумбацу — жаждала самостоятельных действий. Эти действия должны были начаться с того, чтобы устранить из правительства всех нерешительных, всех, кто мешает, кто тормозит движение Кондо — движение по императорскому пути. Лучше, если во главе правительства будет стоять военный. Миссию обновления руководства страной принял на себя «благоразумный Койсо» — начальник бюро военных дел, координирующий действия военных и гражданских властей.

Когда назревали события в Маньчжурии, честолюбивому генералу Койсо было пятьдесят лет. Он нетерпеливо ждал ответа из штаба Квантунской армии, именно штабу поручили разработать в деталях план военной оккупации Маньчжурии с дальнейшим продвижением в монгольские степи и советское Забайкалье. По этому поводу начальник штаба Квантунской армии сообщал, как обычно, секретно, как обычно — шифром, доступным только ограниченному кругу людей:

«План операций, которые должны привести к оккупации Маньчжурии, является одной из составных и важнейших частей общего плана операций японских войск против Советского Союза, ранее направленного в первый отдел генерального штаба. Требуемый план заканчивается разработкой и незамедлительно будет выслан с соблюдением высших мер предосторожности».

В том, чтобы ускорить военные действия на континенте, были заинтересованы и промышленники Японии, апостолы делового мира, представители могучей четверки: Мицуи, Мицубиси, Сумитомо, Ясуда, владевшей почти половиной национальных богатств страны — монопольным производством самолетов, танков, военно-морских кораблей, боеприпасов, вооружения… Их связным с генеральным штабом был Окава Сюмей, человек, глядящий на мир острыми черными зрачками, заслоненными двойными стеклами очков. Будто забыв дорогу в свой кабинет Южно-Маньчжурской компании, он проводил время в Токио, занятый с Хасимота таинственными делами, которые должны были обеспечить маньчжурскую операцию.

Иногда они приходили в кабинет Койсо и разговаривали втроем. Сквозь толстые стены сейсмоустойчивого здания, воздвигнутого после токийского землетрясения, сюда, в военное министерство, не проникал ни единый звук гудящего за окнами города. И отсюда, сквозь эти стены, не могла просочиться ни одна тайна, рожденная в кабинете начальника бюро военных дел. Генерал Койсо, с морщинистым лицом, поджатыми губами и выдающимся подбородком, сидел за голым столом, с которого были убраны все до единой бумажки, и молча слушал Окава или Хасимота, покачивая в знак согласия головой. Сейчас он очень напоминал китайскую статуэтку, бесконечно кивающую фарфоровой головкой, — ту, что стояла на полке позади генерала Койсо. Окава Сюмей отметил это, когда излагал план низвержения правительственного кабинета. Это, почти синхронное, кивание головами статуэтки и генерала раздражало Окава, сбивало его с мыслей. Он никак не мог избавиться от ощущения, что и голова Койсо скреплена шарниром с его неподвижным туловищем. Наконец он не выдержал и пересел в другое кресло, чтобы не видеть хотя бы кивающей статуэтки.

— Извините, свет падает мне в глаза, — объяснил он. — Обычно я не выношу этого… Вот так удобнее, я продолжаю… Для демонстрантов нужно штук триста холостых гранат, несколько штук должно быть настоящих. Это идея Хасимота-сан… Мы проведем демонстрацию у входа в парламент, под взрывы петард ворвемся в зал заседаний и свергнем правительство. Новый кабинет возглавит генерал Угаки. Он как будто бы дал на это согласие?

— Да, военный министр не возражает, — подтвердил Койсо. Генерал перестал покачивать головой. — Что вам нужно еще? Средствами вы располагаете?

— Это я беру на себя, — ответил Окава, — но нам нужны люди, исполнители.

Койсо повернулся к громоздкому Хасимота:

— Кого бы вы хотели привлечь?

— Прежде всего Доихара. У него есть опыт… Обязательно Тодзио и, конечно, генерала Тетекава для консультаций…

Койсо снова закивал головой. Теперь он раздумывал. Его глаза остановились на массивном лице Хасимота.

— Согласен, — сказал он. — Окончательный вариант покажите мне. Когда намечаете инцидент?

— Сессия парламента открывается двадцатого марта. Лучше всего в этот день.

— Да, да, лучше всего в этот день, — повторил Койсо и поджал губы, иссеченные сетью глубоких морщин. — Перед решающими действиями в Маньчжурии мы должны иметь сильное правительство…

План Окава и Хасимота сводился к тому, чтобы вызвать беспорядки во время демонстрации перед парламентом и дать этим повод армии вмешаться в события. После этого в Токио объявят военное положение и военный министр Угаки возьмет на себя всю полноту власти, чтобы восстановить порядок в стране и столице.

Хасимота Кингоро развил лихорадочную деятельность. Окава добыл деньги, чтобы заплатить горлопанам, которые станут будоражить толпу, кричать, требовать смены правительства. Хасимота через военное интендантство заполучил несколько ящиков учебных гранат и спрятал их в доме одного из членов общества «Сакура-кай». Среди учебных гранат, якобы взятых для полевых занятий, лежало несколько боевых, настоящих. Хасимота сказал по этому поводу: «Должно быть хоть немного крови, чтобы все выглядело естественно…»

Близилось двадцатое марта — день военного путча, но за несколько дней до срока «рассудительный Койсо» вызвал Хасимота и предупредил, что инцидент отменяется по указанию Сатбо Хамба — военный министр Угаки не захотел возглавить переворот. Но скорее всего дело было не только в нерешительности военного министра. Койсо сам входил в правительственный кабинет и знал, что дни умирающего Хамагучи уже сочтены. Можно было ожидать, что новый премьер станет проводить более решительную политику.

Койсо приказал вернуть на склад гранаты, полученные подполковником Хасимота.