Дверь открыла миссис Спиарз в фартуке с грудкой и умеренно встревоженным лицом.

— Эйдриен, где ты пропадала?

— Я потеряла ключ, можно зайти через прачечную?

— Конечно, — ответила домовладелица и с интересом взглянула на спутника своей квартирантки.

— Ох, простите. Джеф, это миссис Спиарз.

— Выпьете чаю? — любезно предложила та.

— Нет, спасибо, — ответил Дюран, а квартирантка торопливо пояснила: — Мы очень спешим.

Без дальнейших рассуждений они устремились по коридору к ведущей в подвал лестнице, миновали небольшую комнатку-подсобку и оказались у входа в квартиру Эйдриен. Девушка, отворив дверь, остановилась как вкопанная, и Дюран чуть не ткнулся ей в спину.

— Господи! — Она совсем забыла, какой в квартире царил хаос. Комната напоминала море после шторма, по которому плавают обломки потерпевшего бедствие корабля. Повсюду валялись вещи: книги, кассеты и компакт-диски, диванные подушки и одежда, туфли, одеяла, полотенца и вазы. И поверх всего, точно пенные барашки на волнах, — тысячи клочков бумаги.

Бормоча что-то себе под нос, Эйдриен осторожно пробиралась среди битой посуды, кастрюль и сковородок, направляясь к двери в противоположной части комнаты. Дверь подалась не сразу. Пришлось сначала просунуть плечо, а затем уже и самой протискиваться в щель. Гость не стал пытаться куда-нибудь пройти, а просто стоял у двери и с любопытством созерцал окружающее. В мире Эйдриен, несмотря на беспорядок, было гораздо больше колорита, чем в его собственном. Романтические плакаты с изображениями мест из далекого прошлого: курорт Биарриц и «Восточный экспресс» [33] . Дюран нагнулся и поднял с пола книгу, удивившись тематике: путеводитель по Шри-Ланке. Он взял другую и прочел на обложке: «Поездки по Турции». И еще одну: «Маврикий, Реюньон и Сейшельские острова».

— Любишь путешествовать? — поинтересовался он.

— Нет, — ответила Эйдриен, выглянув из соседней комнаты. — Вообще нигде не бываю.

Пока Дюран осмысливал ответ, хозяйка, спотыкаясь, пыталась пробраться сквозь завалы в гостиной.

— А почему? — опять поинтересовался гость.

— Денег не хватает. — Девушка ненадолго замолчала. — Тебе музыкальная шкатулка на глаза не попадалась?

Джефф огляделся и покачал головой.

— А ты? — спросила Эйдриен.

— Что я?

— Поездил по свету?

Он задумался.

— Да… наверное.

— Где бывал?

Собеседник пожал плечами:

— Не знаю.

Эйдриен прошла через комнату, приблизилась к небольшому столику и, пошарив под ним рукой, извлекла инкрустированную деревянную шкатулку. Шкатулка заиграла какую-то знакомую мелодию из французского фильма, когда Эйдриен откинула крышку и извлекла две кредитные карточки вместе с паспортом.

— Вуаля!

— Мы куда-то едем? — поинтересовался Дюран.

— Нет. Просто это единственное удостоверение личности, которое у меня осталось, — объяснила девушка. — Все остальное превратилось в облачко дыма.

Она оценивающим взглядом окинула беспорядок, обуреваемая желанием задержаться на пару часиков и прибраться. Однако вовремя передумала: безнадежно — чтобы это разгрести, потребуется никак не меньше недели. «Ничего, когда все закончится, времени на уборку будет предостаточно. Ведь больше не придется ходить на работу», — напомнила себе Эйдриен. Она отобрала среди кучи тряпья пару приличных предметов гардероба и захватила из ванной щетку для волос.

Лишний раз мелькать перед глазами миссис Спиарз не хотелось, поэтому визитеры вышли через черный ход, миновали аллею и оказались на Маунт-Плезант-авеню. На заправке «Моторес Саброза» купили галлон бензина — и обнаружили розовый талон, поджидавший их на ветровом стекле «доджа».

— Еще сотня баксов. Кошмар какой-то! — пожаловалась Эйдриен, изо всех сил топнув ногой, и Джефф, сам того не желая, расхохотался, чем привел свою спутницу в крайнее бешенство.

— Этот дрянной город, — грозно проговорила девушка, садясь в машину, — похоже, способен только штрафовать автомобилистов. Куда мир катится?

Дюран покачал головой и насмешливо ответил:

— Что ж, видимо, нам посчастливилось стать свидетелями заката цивилизации.

Операцию запланировали на восемь утра следующего дня, и потому Дюран провел ночь в Колумбийской пресвитерианской больнице. Эйдриен же вернулась в отель «Мейфлауэр» коротать долгие часы ожидания.

Как только Дюран прибыл в отделение нейрохирургии, его отдали на попечение сестры, ведающей приемными покоями и поступлением пациентов. Она снабдила его больничной пижамой и халатом по размеру. На запястье Джеффу прикрепили пластмассовый ремешок и отвели в двухместную палату в самом конце коридора. Сестры то и дело забегали в комнату, почти ежечасно измеряя пульс, давление и прочие показатели жизнедеятельности нового пациента. Сосед по палате, весь увешанный трубками, лежал в коматозном состоянии, устремив невидящий взгляд в одну точку.

Вечером Джеффри проведал Шоу и познакомил его с нейрохирургом, Ником Аллалином — человеком, напоминающим кролика с розоватым носом, длинными зубами и тонким голосом.

Психиатр представил их друг другу, и они обменялись рукопожатиями. При этом Дюрана поразили руки хирурга: удивительно белые, будто после работы он убирал их в ящичек, с длинными мускулистыми пальцами пианиста и безупречным маникюром. Образцовые руки.

Джеффу во второй раз объяснили суть процедуры.

— Доктор Шоу сделает небольшой надрез в вашей верхней десне и по носовым ходам проникнет в синусоидальную полость. С этого момента он становится наблюдателем. Я буду сидеть в специальном кресле, — рассказывал Аллалин, — возле операционного стола, управляя хирургическим микроскопом. Таким образом, я буду видеть при увеличении, что делают мои руки. Затем мы извлечем объект.