Вот в чем состояла проблема с его памятью: в его воспоминаниях не было «рельефа». Он читал о таком явлении в книге Эрнста Янга, который использовал термин «эдейтичность», описывая прустовского персонажа в той сцене, когда прикованный болезнью к кровати Пруст [14] погрузился в насыщенное деталями прошлое, надкусив смоченный в чае маленький фигурный кекс.

У Дюрана же долговременные воспоминания оставались исключительно визуальными и невыразительными. В них не было ни чувства цвета, ни запаха, ни вкуса. Зрительный образ — и только. Если объяснить по-другому, он помнил свою мать так же, как помнил Элеонору Рузвельт. Или Мэрилин Монро. Или легендарную дочь индейского вождя Покахонтас.

Перед глазами, точно улыбка Чеширского кота, всплыл хищный оскал Эдди Бониллы, в ушах по-прежнему звучало безумное, бессмысленное обвинение: «Тот, за кого вы себя выдаете…»

Почему он помнит события, слова и не помнит голоса родной матери? При необходимости Дюран мог бы наизусть пересказать все факты из ее жизни. До мельчайших подробностей — где родилась, как семнадцатилетней девушкой упала с лошади и сломала ключицу и потому не смогла пойти на выпускной вечер. Но правда состояла в том, что он не помнил ее саму. Эта женщина оставалась частью его «базы данных» — вместе с актером Джеймсом Дином, Балтиморской гаванью и делением столбиком.

Подойдя к письменному столу, Дюран поискал в справочнике номер телефона Бюро записи актов гражданского состояния в округе Колумбия и набрал его. Затем выслушал долгое систематизированное меню голосовой почты, в котором излагалась процедура получения свидетельства о рождении и смерти. Как выяснилось, доступ к этим документам ограничен в соответствии с законом о защите информации. Свидетельства о рождении обнародуются только по истечении ста лет по факту рождения, свидетельства о смерти — не раньше пятидесяти. Правило не распространяется лишь на тех, чье имя вписано в документы, и на их ближайших родственников.

И если верить автоответчику, информация выдается имеющим на нее право гражданам лишь по предъявлении заверенной ксерокопии удостоверения личности. Все это доказывало, что документы, представленные Бониллой, — подделка. Только вот… Нельзя забывать, что он детектив. И из того, что Дюран видел по телевизору и читал в книгах, он знал, что сыщики зарабатывают себе на жизнь как раз благодаря связям и умению находить лазейки. Следовательно, детектив вполне мог ловко выудить свидетельство о смерти из архива соответствующей организации.

«А с другой стороны, — подумал Дюран, — кому, как не мне, знать, кто я такой. И жив я или мертв». Неприятное положение, в котором он очутился, можно даже назвать занятным, если бы не тот факт, что его пациентка совершила самоубийство и теперь на него подали в суд, требуя компенсации в несколько миллионов.

Но ведь Бонилла упомянул что-то еще. Мгновение — и Джеффри вспомнил: страничка смертей службы соцстрахования. Детектив направился на сайт Бюро записи актов гражданского состояния и побывал на веб-странице соцстраха.

«Не исключено, что здесь кроется разгадка, — подумал доктор. — Может, сыщик нашел однофамильца — не исключено, что с тем же именем — и перепутал его со мной».

Сев за компьютер, Дюран подключился к провайдеру «Америка онлайн» и принялся искать сайт, в котором перечислялись умершие носители номеров социального страхования. Очень скоро его поиски увенчались успехом: на экране появились ссылки на полдюжины посвященных генеалогии источников, и Джефф выбрал один из них.

В системе поиска значилось три поля для заполнения: имя, фамилия и штат. Дюран впечатал свои данные в соответствующие поля и щелкнул на округе Колумбия. Несколько секунд спустя сайт выдал результаты, одну-единственную колонку:

Это был он.

Дюран едва не потерял сознание.

Таксист понятия не имел, где находится въезд на кладбище Рок-Крик, хотя и водитель, и пассажир заметили его на холме, пока курсировали по парковой магистрали мимо пристроившихся на склоне надгробий, плит и статуй. Сворачивали на три развязки: на Кальверт, к Собору и на Массачусетс-авеню, но стоило удалиться от магистрали, как кладбище исчезало из вида.

— Попробую еще один поворот, — сказал водитель, снова направляясь к центру города. — Родственничка решили проведать?

Дюран кивнул:

— Вроде того.

— Верно, меня не касается, — сказал шофер, словно себе в упрек. — А у меня мать умерла восемь лет назад, давно ее могилку не навещал. — Он покачал головой и хмыкнул, склоняясь к рулю. Затем включил щетки стеклоочистителя.

«Восемь лет назад…» — подумал Дюран. Примерно тогда ушли из жизни и его родители, летом девяносто третьего — он учился в магистратуре.