– Я сделал вам хороший подарок – благодаря компьютерной поддержке и освобождению от эмоций вы можете теперь направить силы своего разума на управление собственной материальной сущностью. Ваше сознание может управлять формой.

Уоткинс мотнул головой. Мысль Шаддэка явно не называла у него восторга, наоборот, пугала его.

– Возможно, Шолник и Пейзер хотели стать теми, кем они стали. Но, черт побери, я этого никогда не хотел. Когда меня охватило это искушение, я чуть с ума не сошел от такой перспективы. Я не хотел меняться. Это как бы нашло на меня… так, наверное, полная луна действует на оборотней.

– Нет-нет, – стоял на своем Шаддэк. – На самом деле подсознательно вы хотели измениться, Ломен, и, без сомнения, частично хотели этого и осознанно. О вашем желании в какой-то степени свидетельствует хотя бы тот факт, что вы говорили об искушении очень образно и возбужденно. Вам удалось воспротивиться, так как превращение было неприемлемо для вас в большей степени, чем сохранение своего обычного образа. Если бы вы утратили страх пред превращением… или если бы новый образ Стал для вас более привлекательным… тогда баланс нарушился бы в другую сторону и вы бы изменились. Но здесь не может быть никакого влияния внешних сил. Это вопрос вашей собственной воли.

– Тогда почему Пейзер не смог вернуться к человеческому образу?

– Как я уже говорил и как вы предполагали, он не очень-то и хотел этого.

– Он был в ловушке.

– Никто его не принуждал.

Уоткинс взглянул на уродливое тело «одержимого».

– Что вы с нами сделали, Шаддэк?

– Вы не поняли моих объяснений?

– Что вы сделали с нами?

– Вы не цените дара, которым теперь наделены.

– Под даром подразумевается страх, заменивший нам все остальные чувства?

– Нет. Просто теперь ваш разум свободен и вы способны полностью контролировать вашу физическую сущность. – Шаддэк говорил с жаром. – Есть только одна вещь, которой я не понимаю. Почему все без исключения «одержимые» избрали для себя способ примитивного существования. Ведь вы, несомненно, имеете все возможности для совершенствования. Вы можете свободно развиваться, превосходить остальных людей во всем, становиться выше, чище, здоровее. Возможно, в какой-то момент вы сможете превратиться в существ, воплощающих в себе чистый разум, свободный от всякой телесной оболочки. Почему же Новые люди избрали вместо этого путь вырождения?

Уоткинс оторвал взгляд от мертвого тела и взглянул на своего повелителя. Глаза Уоткинса словно вобрали в себя черную тень смерти и выглядели погасшими, полумертвыми.

– Какой толк обладать божественной властью, если ты не можешь при этом испытывать простых человеческих радостей?

– Разве? Вы можете позволить себе все, что угодно, – Шаддэк явно был озадачен.

– Мы не можем любить.

– Как вы сказали?

– Мы не можем любить, ненавидеть, радоваться. Мы можем только испытывать страх.

– Зачем вам эти чувства? Вы освободились от страшного бремени, избавившись от них.

– У вас, безусловно, гениальная голова, – продолжал Уоткинс, – но вы, видимо, не можете понять меня, так как ваша душа… изуродована, искалечена.

– Я не позволю вам говорить со мной, как с…

– Я просто пытаюсь объяснить вам причины, по которым предпочтение отдается примитивным формам жизни. Причина проста – для думающего существа не может существовать наслаждений без чувств. Если вы отказали человеку в чувствах, если вы отказали человеку в наслаждениях, он ищет состояния, в котором сложные чувства отделены от наслаждений. Он находит то, что искал, если превращается в безмозглое и дикое животное.

– Чепуха. Вы просто… Уоткинс грубо перебил Шаддэка:

– Выслушайте меня, ради Бога. Даже доктор Моро, насколько я помню, выслушивал то, что ему говорили существа, которых он создал.

С лица Уоткинса сошла бледность. Глаза ожили, загорелись, в них даже появился какой-то звериный блеск. Он стоял всего в двух шагах от Шаддэка и, казалось, написал над ним, хотя на самом деле ростом был ниже своего шефа. Чувствовалось, что он напуган, страшно напуган – и очень опасен.

Уоткинс продолжал:

– Вот вам пример – сексуальная жизнь. Для того чтобы получать удовольствие в сексе полной мерой, необходимо, чтобы в отношениях двоих присутствовала любовь или по крайней мере какая-то взаимная симпатия. Конечно, если человек имеет какие-то психические отклонения, он может получать удовольствие в сексе, реализуя свое стремление к превосходству или насилию, – для ущербного человека даже отрицательные эмоции могут быть приятными. Но когда у человека в сексе не возникает вообще никаких эмоций, это становится бессмысленным, это превращается в животный инстинкт, в механические движения.