— Ого! — сказал Антон, но Горский показал ему на полку, где лежал приготовленный конверт с деньгами. Дима дал сдачу с полусотенной и уже собирался уходить, когда снова зашумело входное устройство. Через минуту в комнату вошел Олег.

Дима представился и протянул ему руку.

— Мы знакомы, — сказал Олег и руки не подал, а вместо этого кивнул Горскому и сказал: — Это он, я его узнал.

— В каком смысле — узнал? — спросил Дима, — мы, что, в «LSDance» встречались?

— Нет, на лестнице в доме Милы Аксаланц.

— Кого? — спросил Дима. По всем правилам жанра он должен был побледнеть, но он даже не изменился в лице.

— Девушки, которую ты убил, — начал было Олег, но Зубов перебил его:

— Ты что, охуел?

Горский попытался изобразить рукой примиряющий жест и с интонацией Кота Леопольда сказал:

— Ребята, давайте только не будем ругаться. Антон вот нам косячок смастерит, а мы пока побеседуем.

— Косячок — это дело, — сказал Зубов и плюхнулся на диван. Олег сел в кресло, а Антон устроился рядом с Димой и начал забивать.

— Понимаешь, — спокойно объяснил Горский, — мы тут на днях с Аленой Селезневой вспоминали ее одноклассницу, Милу Аксаланц. Они, как ты знаешь, играли в такую игру, типа всяких толкинутых игрищ… про Семитронье. Алена тебе рассказывала.

— Ну, — кивнул Дима.

— Дело в том, что кроме них только ты один знал всякие детали — имена, то-се… А Мила перед тем, как… — Горский помедлил, ища подходящее слово, — перед тем как перекинуться, успела Олегу сказать, что у нее только что был Дингард. А Олег как раз тебя встретил на лестнице…Ну, вот я тебя и хочу спросить: чего тебе от девушки надо было? Уж не секса же в самом деле.

Антон подивился тому, как Горский вел беседу: словно вина Зубова уже установлена, да и не вина это вовсе, а так — действие, не подлежащее моральной оценке и интересное только с точки зрения мотивации.

Дима пожал плечами.

— Да ты сам все понимаешь. Ты же гуру, ты должен понимать. Когда мне Алена рассказала про это дело, я страшно возбудился. Ты прикинь: это же галлюциноз! Галлюциноз безо всяких веществ, крутейшая вещь. Вот если тебе кто-то хороший трип рассказал, ты чего хочешь? Вещество такое же попробовать и такой же трип словить, так? А тут — что делать? Поскольку это девка — ее надо трахнуть. С Аленой тогда все обломилось, она меня два месяца мурыжила и так толком не дала… то есть дала, но потом уже, когда она этим Семитроньем вовсе не занималась. Неинтересно было, обычный перепихон.

Антон протянул Олегу косяк, тот прикурил его и передал Диме. Затянувшись, Зубов продолжил:

— И я решил, что если Милу эту самую трахнуть — то тогда вставит по-настоящему. Представляешь, ты ее ебешь, а она в это время в Семитронье… — и он захохотал.

— А не жалко… — начал Олег, но Дима перебил его:

— Конечно, жалко. Столько усилий — и все зря. Уж сколько ее обхаживал, чего только не придумывал — звонил, писал мелом на лестнице всякие глупости, просто как школьник… на секс развел — а все равно: не вставило. Меня от этого, собственно, и злость забрала: просыпаюсь утром, лежит девка подо мной и ни хуя не понимает, как ее наебали… может даже, что выебли, не понимает. Ну, я ей и велел глаза открыть. А как она меня узнала, пришлось съебывать. — Он еще раз затянулся и сказал: — Трава ваша, кстати, совсем не цепляет.

Трава, определил Антон, цепляла Зубова чрезвычайно неприятным для окружающих образом: он становился чрезмерно разговорчив, причем в какой-то алкогольно-матерной манере. Никогда не думал, что человек, который имеет дело с веществами почти профессионально, может оказаться настолько безмазовым, подумал он. Ему бы больше пошло водку пить.

— Милу, я спрашиваю, не жалко? — повторил Олег.

— Милу? — переспросил Дима и рассмеялся, словно эта мысль показалась ему очень смешной, — Она же на всю голову ебнутая. Это, можно считать, естественная убыль. Скажем, какой-то процент окончательно сходит с ума от психоделиков, а она от дефлорации ебнулась насмерть. В конце концов, суицид для провидцев — обычный риск. Достойный конец.

— Суицид — глупость, — сказал Горский.

— Да ты — подонок! — крикнул Олег и неожиданно вцепился Диме в волосы.

Это было одновременно неуместно и смешно. Антон подумал, что от фразы за версту несет старым советским кино, и кинулся оттаскивать Олега.

— Ну, хорошо, пусть я буду подонок, — сказал Дима, отдышавшись, — и дальше что? Не будете же вы на меня в милицию теперь заявлять. Да и за что?

— Как за что? — крикнул Олег с кресла, в котором его безо всяких усилий удерживал Антон, — Да вот за наркотики на тебя и стукнем! Думаешь, это западло? А что девушка под машину бросилась — не западло?

— Ну, знаешь, — как-то сразу обиделся Дима, — все-таки разница есть. Должны же быть хоть какие-то пределы.

— Еще скажи — понятия! — выкрикнул Олег и Горский, сквозь неожиданный смех, сказал:

— Ну, я думаю, мы без милиции обойдемся.

— Я не сомневаюсь, — ответил Дима, всем своим видом показывая, что он оценивает слова Олега как неуместную, но все-таки шутку, — мы тут все свои.

С этими словами он вдруг полез в карман и достал пейджер. Он быстро посмотрел на экранчик и деловым тоном сказал: