– Его! – Виктор кивнул на толстяка.

Мужик тоже посмотрел в сторону толстяка.

– Коля, это к тебе? – удивленно произнес он.

Коля испуганно пожал плечами.

– Кто вы? – заторможено спросил он через минуту.

Виктор удивленно мотнул головой.

– Ну ты даешь, – сказал он и, подойдя к толстяку, кивнул ему в сторону кухни.

Толстяк прошел туда. Виктор за ним.

– Что вам надо? – снова спросил толстяк, остановившись спиной к окну.

– Я только хотел спросить, зачем тебе моя фотография, да и вообще: с какой стати ты интересуешься моей жизнью?

Лицо толстяка вдруг приняло осмысленное выражение – он задумался, глядя на непрошенного гостя. Его рука медленно полезла во внутренний карман белого летнего пиджака и вытащила оттуда фотографию.

Взглянув на фотографию, он возратил свой взгляд на Виктора. Толстяк выглядел растерянным и это словно придало Виктору силы и наглости.

– Я тебя слушаю! – в голосе Виктора зазвучали угрожающие нотки.

Толстяк молчал.

Виктор медленно растегнул молнию на ветровке, вытащил из кармана джинсов пистолет, но не направил его на толстяка, а только показал ему, напряженно улыбаясь.

Толстяк облизнул губы, будто они пересохли.

– Я не могу… – дрожащим голосом проговорил он.

Виктор услышал за спиной шаркающие шаги. Обернулся и встретился с еще одним испуганным взглядом – перед ним замер мужик в пижамных штанах.

Виктор направил на него пистолет.

– Уйдите! – сказал он и мужик, кивая, вернулся в коридор.

– Ну? – Виктор уставился на толстяка, чувствуя, что его терпению приходит конец.

– Мне… – заговорил толстяк. – Мне пообещали работу… это мое первое задание…

– Какую работу?

– В газете… что-то вроде интервью… – говорил толстяк дрожащим голосом. – Я в другом отделе работал… а тут лучше платят…

– Что-то вроде интервью? – Подумал Виктор. – Это я писал все эти месяцы «что-то вроде интервью»… Неужели «смена пришла»?

Мрачная догадка заставила его ощутить внутри себя холод. Холод и какой-то подавленный старый страх снова поднимали голову, пытаясь овладеть его мыслями и чувствами.

– А фотография зачем? – холодно спросил Виктор, глядя в глаза толстяку.

– Это было необязательно… Просто я так много о вас узнал…

Хотелось увидеть лицо…

– Лицо… – повторил Виктор. – Зачем тебе мое лицо?.. Когда я писал «что-то вроде интервью», меня не интересовали лица… Покажи, что ты там написал!

Толстяк не сдвинулся с места.

– Я не могу, – сказал он. – Если они узнают…

– Никто не узнает! – перебил его Виктор.

Толстяк развернулся и, пройдя по коридору, зашел в спальню, где перед окном стоял письменный стол с печатной машинкой. Слева и справа от машинки аккуратными стопками лежали бумаги, да и сама комната была какой-то излишне чистой. Только воздух в комнате был тяжелым и спертым, словно им уже несколько месяцев до этого дышали, не открывая форточки.

Толстяк остановился перед письменным столом, Виктор – за его спиной.

Руки толстяка дрожали. Он обернулся и посмотрел на Виктора.

– Давай-давай! – поторопил Виктор.

Толстяк тяжело вздохнул, взял со стола синюю папку. Вытащил оттуда листок.

"Короткой, но упакованной событиями жизни Виктора Золотарева хватило бы на серьезную трилогию и, надо думать, в свое время такая трилогия будет написана. А пока, как грустную аннотацию к будущей трилогии, приходится писать некролог на Виктора Золотарева.

Его смело можно было бы назвать писателем-неудачником, если бы он остановился только на литературной или журналистской деятельности. Но он при очевидном недостатке чисто литературного таланта имел явный избыток таланта другого рода – таланта построения сюжетов и схем. Он не пошел по пути более старших писателей-неудачников, перешедших в «тихую» политику и теперь мирно дремлющих на депутатских креслах. Но, проявляя свой действительный интерес к политике, он нашел довольно неожиданное применение своему вышеупомянутому таланту.

Пока что многое в его судьбе остается загадкой. Загадкой остается и момент его знакомства с сотрудниками «группы А» по обеспечению государственной безопасности. Но именно после знакомства с ними, Виктором Золотаревым овладела мысль о необходимости «санитарной очистки» нашего общества. Сейчас уже можно назвать некоторые результаты его неожиданно закончившейся литературно-политической деятельности – 118 убитых или умерших при подозрительных обстоятельствах людей, которых, пользуясь западными аналогиями, можно было бы причислить к классу «очень важных персон» – от депутатов парламента до директоров заводов и министров. Все это были люди с небезоблачным прошлым. Люди, на которых у «группы А» были заведены досье. Видимо невозможность привлечь этих людей к ответственности то ли ввиду депутатского иммунитета, то ли из-за коррумпированности судебного аппарата в конце концов вывела сотрудников «группы А» на Виктора Золотарева. Его некрологи, написанные на еще живых людей, были своего рода заявками на будущую смерть. В каждом из написанных им некрологов можно было легко найти повод для смерти человека, о котором он писал.