— Ну и ну! — сказал Джулиус.

— Однако, — спокойно продолжал Роджерс, — имеется один пункт, по которому я могу дать следователю удовлетворительное объяснение. Когда я вчера ночью производил обыск в вашем шкафу, этой бутылочки там не было. Вы ведь говорите, что только что нашли ее в стопке носовых платков, под верхним?

— Да.

— Я открыл этот ящик, когда помогал вам сегодня переодеваться. Если бы что–нибудь там было не в порядке, я, наверное, заметил бы. Полной уверенности у меня нет, но скорее всего заметил бы. Это поможет впоследствии определить, когда же ее туда положили.

Роджерс взял бутылочку двумя пальцами и сунул себе в карман.

— Больше вы ничего не хотите мне сказать об этом, сэр? — спросил он.

— Мне больше нечего сказать. Вы располагаете всеми фактами.

— Имеется один факт, — заметил д–р Ботвинк, — который меня по крайней мере несколько утешает.

— Что именно, сэр?

— Тот факт, что бутылочка эта теперь пуста. Это означает, что я смогу пообедать относительно спокойно.

Он встал и вышел из комнаты. По этой ли причине или по другой, но он выглядел не таким подавленным, как раньше. Лицо его было по–прежнему серьезным и задумчивым, но выражение страха, появившееся с того момента, как стало известно о гибели миссис Карстерс, исчезло. Он довольно быстро прошел в северо–восточное крыло дома, поднялся по знакомой узкой лестнице и опять очутился в архиве. Однако в этот раз его убежище потеряло для него свое очарование. Внешне в архиве ничего не изменилось. Крыша каким–то чудом выдержала натиск непогоды. Архивные документы лежали в дубовых шкафах сухие и нетронутые. Но теперь они тщетно обольщали его. Между ними и их пылким обожателем что–то вклинилось. Двадцатый век, вульгарный, суматошный и тревожный, вторгся в цитадель восемнадцатого и разгромил ее. К своему глубокому удивлению, д–р Ботвинк обнаружил, что бумаги третьего лорда Уорбека не вызывают у него никакого интереса. Праздно просидел он несколько минут за столом, пока не признал себя побежденным. Тогда он отложил перо, которое бесцельно вертел в руках, и стал прохаживаться по узкому помещению. Он уже четыре раза, круто развернувшись у стола, подходил к двери, как вдруг она отворилась.

— А! — изумленно воскликнул д–р Ботвинк. — Леди Камилла.

— Я помешала вам, доктор Ботвинк?

— Как вы можете задавать мне такой вопрос! Вы — помешали! При мысли о том, как я недавно обошелся с вами, поверьте, я…

— Вот об этом–то я пришла с вами поговорить, — без всяких церемоний перебила его Камилла. — По–моему, вы обязаны дать мне объяснение. Что, собственно говоря, вам и всем остальным понадобилось у меня в комнате?

— Это было недоразумение, в котором виноват я. Впрочем, — поправился он педантично, — «недоразумение» неподходящее слово. Я счастлив, что ошибся. Попросту говоря, когда я шел к вам, я думал, что вы умерли.

— Вы думали, что… Поистине странный повод для того, чтобы врываться в комнату к женщине. В жизни ничего подобного не слышала.

— И тем не менее это правда.

— А почему я должна была умереть именно в этот час?

— Миледи, — сказал д–р Ботвинк серьезно, — ответь я прямо на ваш вопрос, я бы, пожалуй, совершил еще одну ошибку. Но позвольте напомнить вам то, что вы сами сказали сегодня за обедом, перед тем как пойти отдохнуть.

Камилла покачала головой.

— Не помню, — сказала она.

— Нет? Позвольте, я повторю. Вы сказали, что в этом доме запах смерти, и вы спросили, чья теперь очередь.

— Разве? Я, должно быть, была в плохом состоянии. Очень глупо с моей стороны.

Д–р Ботвинк посмотрел на нее с восхищением.

— Как чудесна молодость! — сказал он. — Несколько часов сна — и снова все в порядке! Но вы это все–таки сказали, леди Камилла. И, как видите, к несчастью, оказалось, что ваши слова были не так уж глупы.

— Я не совсем вас понимаю.

— Значит, вам ничего не сказали? Вы не знаете, что миссис Карстерс умерла?

— Миссис Карстерс! — Камилла отшатнулась, но великолепно овладела собой. — Что же случилось?

— Она отравилась, миледи, по всей видимости, чаем, который приготовили для вас и который она выпила сама, увидев, что вы спите.

Камилла ничего не сказала. Оцепенев, стояла она посреди комнаты, ее красивые глаза смотрели в упор на д–ра Ботвинка.

— Я убежден, — сказал историк серьезно, — что вы действительно спали, когда миссис Карстерс вошла к вам в комнату.

— Она входила ко мне в комнату? Если так, то, конечно, я спала. Я ничего об этом не знаю.

— Это хорошо. — Он с облегчением вздохнул. — В самом деле, очень хорошо. Вы не забудете сказать об этом полиции, когда вас будут допрашивать?

— Разумеется. — Камилла была совершенно озадачена. — Вы понимаете, доктор Ботвинк, что я не имею ни малейшего представления, о чем вы говорите.

— Пусть так, миледи. При условии, что вы со своей стороны понимаете, что в этом деле я ваш сторонник.

— По–видимому, это так, — сказала она медленно, — но, хоть убейте, не знаю почему.

— Хоть убейте! — повторил д–р Ботвинк. — Это просторечное выражение, не правда ли? И пожалуй, оно очень подходящее в создавшейся ситуации. Это мне напомнило, леди Камилла, о другой фразе, которую я недавно слышал, и мне очень хотелось бы, чтобы вы помогли мне в ней разобраться. Как бы ни преуспел иностранец в вашем языке, ему всегда есть чему поучиться.