Он проработал уже довольно долго, когда за спиной у него бесшумно отворилась дверь и в нее просунулась голова молодой женщины. У нее было хорошенькое, хотя и ничем не примечательное личико, несколько искаженное выражением тревоги, — уголки ее рта были все время опущены. Ее огненно–рыжие волосы контрастировали с бледностью щек. Внимательно оглядевшись, она в конце концов вошла в комнату и тихо подошла к столу, за которым стоял дворецкий.

— Папа! — нежно прошептала она. — Папа!

Не оборачиваясь и не приостанавливая ни на миг работу, Бриггс сказал:

— Сюзанна, я не звал тебя сюда, детка. Ты простудишься насмерть. Я ведь говорил тебе, чтоб ты сидела наверху у камина.

— Извини, папа, но я не могла дождаться тебя. Ты… ты говорил с ним, папа?

— Да, я поговорил с ним.

— И что же он сказал? Что он собирается предпринять?

Бриггс поднес к свету рыбный нож времен Георгов, подышал на него, энергично протер его замшей и лишь тогда ответил:

— Не могу сказать точно. Нас вскоре прервали. Но что–то надо предпринять, и притом быстро. Это я выложил ему напрямик.

— Ах, да что толку во всех этих разговорах! — воскликнула девушка сердито. — Значит, ты опять дал ему увильнуть, и теперь он опять пойдет вилять и оттягивать, так же как до сих пор.

— И все–таки я думаю, что на этот раз он так не поступит, — сказал Бриггс хмуро, обращаясь, видимо, к солонке, которую держал в руке.

— Меня так и тянет плюнуть на все и рассказать его светлости, — продолжала Сюзанна. — Вот он подскочил бы!

— Брось глупости, слышишь? — Бриггс повернулся и первый раз взглянул на дочь. У него был такой суровый вид, что она невольно подалась назад.

— Извини, папа, — пробормотала она. — Я не всерьез говорила, право.

— Надо полагать, что не всерьез. Я служу в этом доме сорок пять лет не для того, чтобы послужить причиной такого удара, который сведет его светлость в могилу. Будь жива твоя бедная мать, она сказала бы то же самое.

— Разве он так плох?

— Думаю, что никто, кроме меня и его светлости, не знает, как он плох, — ответил Бриггс серьезно. — Небольшое потрясение, и ему конец — вот так. — Бриггс щелкнул пальцами и опять принялся за свою работу.

— Чудно все–таки, а? — заметила Сюзанна, обращаясь к спине отца. — Странно, что он там, а я здесь. Несправедливо. У меня есть права, такие же, как у других, ведь так?

— У тебя они есть, дочка, и в свое время ты их добьешься, — уверил ее Бриггс. — А теперь марш наверх.

Сюзанна направилась к двери, но на полпути остановилась:

— Папа!

— Ну, что еще?

— Правда ли, что он и я — мы вроде как двоюродные?

Дворецкий обернулся еще раз и взглянул на нее молча.

— Слушала сплетни, — сказал он наконец.

— Ну и ладно, так это правда?

— У тебя подходящий цвет, — сказал Бриггс, глядя на волосы дочери. — И больше я ничего не скажу. Сестра твоей прабабки любила намекать на разные делишки во времена шестого виконта, но я никогда не обращал на это внимания и тебе не советую. Тебе и без того довольно. Но если это тебе помогает чувствовать себя как–то ближе к его светлости, я не возражаю. А теперь уходи! Я вовсе не хочу, чтоб тебя здесь застали.

Сюзанна исчезла, а Бриггс, закончив работу, начал расставлять серебро на подносе. Он проверял, всели на месте, когда дверь буфетной отворилась снова.

— Ах, Бриггс, извините, что беспокою вас. — Это была Камилла, раскрасневшаяся и необычно взволнованная.

— Нисколько, миледи. Вам что–нибудь угодно? — сказал Бриггс, поспешно снимая передник и надевая фрак.

— Да. Так глупо, я, оказывается, забыла взять с собой рожок для ботинок. А я знаю, вы здесь храните всякие сокровища. Вы можете одолжить мне рожок?

— Рожок для ботинок? — На миг Бриггс задумался. — Да, думаю, что могу.

Он открыл дверь одного шкафа и почти сразу достал изящный серебряный рожок, который, прежде чем вручить ей, протер замшей.

— Какая прелестная вещица! — воскликнула Камилла. — Откуда она?

— Подарок к совершеннолетию его покойной светлости, — объяснил Бриггс. — Им, пожалуй, никогда и не пользовались.

— Вы прямо волшебник, Бриггс. Откуда вы знаете, где что лежит?