— Да чем они там занимаются? — пробормотал он и подскочил, когда на его плечо опустилась чья-то рука.

— Пошли, — послышался из темноты голос Таппенс.

— Таппенс! Как ты сюда попала?

— Через дверь. Давай выбираться отсюда.

— Выбираться?

— Вот именно.

— А как же миссис Гордон?

Когда Таппенс ответила, в ее голосе звучала непередаваемая горечь:

— Она худеет.

Томми, заподозрив шутку, внимательно вгляделся в лицо жены.

— Что ты хочешь сказать?

— Только то, что сказала. Худеет. Борется с ожирением. Сбрасывает вес. Ты разве забыл, как Стэвенссон относится к полным женщинам? Так вот, за два года, что он отсутствовал, его Герми растолстела. Узнав, что он возвращается, она запаниковала и бросилась в эту новомодную клинику доктора Хорристона. Он использует какие-то инъекции — держит их в строжайшем секрете — и кормление через нос. Могу тебе сказать, что он точно шарлатан, но шарлатан чертовски удачливый. Так вот, Стэвенссон приехал на две недели раньше срока, когда она только начала курс лечения. Леди Сьюзен поклялась хранить тайну и, как видишь, сохранила. А мы притащились сюда и разыграли полнейших идиотов!

Томми сделал медленный и глубокий вдох.

— Мне помнится, Ватсон, — произнес он с достоинством, — что утром в Королевской опере дают прекрасный концерт. Мы наверняка на него успеем. И вы сильно меня обяжете, если не станете вносить в свои хроники это дело. В нем нет ничего стоящего внимания.

— Хорошо, — ответил Томми и повесил трубку.

— Это шеф, — повернулся он к Таппенс. — Похоже, он за нас волнуется. Представляешь, враги пронюхали, что я не настоящий Блант. Так что заварушка может начаться в любую минуту. Шеф, как о большом одолжении, просил тебя отправиться домой и не высовывать оттуда носа. Да и вообще больше не вмешиваться в это дело. Похоже, что осиное гнездо, которое мы разворошили, оказалось куда больше, чем можно было предполагать.

— Отправиться домой! Чушь какая! — возмущенно фыркнула Таппенс. — А кто будет приглядывать за тобой? И кроме того, я обожаю заварушки. Последнее время бизнес идет что-то совсем уж вяло.

— Убийства и грабежи с неба не сыплются, — поучительным тоном заметил Томми. — Ты требуешь невозможного. Так вот я о чем подумал… Когда в делах застой, нам нужно ежедневно упражняться дома.

— Лежать на спине и дрыгать ногами в воздухе? Ты про это?

— Не надо понимать так буквально. Когда я говорю упражняться — это означает упражняться в детективном искусстве. Копировать великих мастеров. Вот, например…

Томми открыл ящик стола, извлек оттуда устрашающего вида очки с темно-зелеными стеклами и укрепил их на переносице, что удалось ему далеко не сразу. Затем он вытащил из кармана часы.

— Стекло я утром разбил, — пояснил он. — Так что теперь это специальные часы без стекла, стрелки которых мои чуткие пальцы могут ощупывать для определения времени.

— Полегче, — предостерегла Таппенс. — Часовую ты уже почти оторвал.

— Дай руку, — потребовал Томми.

Держа ее на весу, он положил палец ей на пульс.

— О! Клавиши тишины, — пробормотал он. — У этой женщины сердце в полном порядке.

— Полагаю, — молвила Таппенс, — ты теперь Торнли Колтон [19] ?

— Именно, — подтвердил Томми. — Слепой Детектив. А ты — как бишь его — ну, секретарь. Такой черноволосый и розовощекий…

— Узел детской одежды, найденный на берегу реки, — закончила Таппенс.

— А Альберт, соответственно, Гонорар, он же Креветка.

— Нужно еще научить его говорить «Эге», — напомнила Таппенс. — И голос у него не пронзительный. Наоборот ужасно грубый.

— У стены возле двери, — продолжил Томми, — ты наблюдаешь изящную полую тросточку, столь красноречивую в моих чутких пальцах.

Он встал и тут же врезался в кресло.

— Черт! — взвыл он в ярости. — Совсем про него забыл.

— Наверное, ужасно — потерять зрение, — сочувствующе заметила Таппенс.

— Не то слово, — от души подтвердил Томми. — А хуже всего тем, кто потерял его на войне. Но знаешь, говорят, что, когда долго живешь во тьме, у тебя развиваются особые чувства. Вот я и хочу испробовать и поглядеть, разовьются ли такие у меня? Это будет весьма полезно — научиться обходиться без света.

— А теперь, Таппенс, — продолжил он, — представь, что ты Сидней Тэмз. Сколько шагов до тросточки?

Таппенс растерянно оглядела пространство, зажмурилась и предположила:

— Три шага прямо, пять влево.

Томми неуверенно двинулся в путь, прерванный предупреждающим возгласом Таппенс, обнаружившей вдруг, что четвертый шаг влево заканчивается стеной.

— Так дело не пойдет, — сказала она. — Ты не представляешь, до чего трудно определить на глаз, сколько нужно шагов.

— Чертовски увлекательно, — решил Томми. — Зови Альберта. Хочу пожать вам обоим руки и посмотреть, сумею ли понять по ним, кто есть кто.