— Значит, исчезновение маленького пыльного флакончика заметили бы не сразу?

— Совершенно верно. Учет проводится нечасто — в последнее время на тартрат морфия спроса нет. Пузырька не хватились бы до очередной ревизии, если бы, конечно, он не понадобился раньше. У всех трех фармацевтов есть ключи от шкафа с ядами и от шкафа, где хранятся особо опасные лекарства. В напряженные дни — а иных тут практически не бывает — такие лекарства требуются постоянно, и поэтому шкафы не запираются до самого конца рабочего дня.

— Кто, кроме Силии, имел к ним доступ?

— Еще две женщины-фармацевта, однако они не имеют никакого отношения к Хикори-роуд. Одна из них работает в больнице уже четыре года; вторая пришла несколько недель тому назад, раньше работала в Девоне тоже в больнице, послужной список у нее хороший. Кроме них еще есть три старших провизора, проработавших в больнице Святой Екатерины много лет. Все они имеют, так сказать, законный доступ к лекарствам. Еще есть старуха уборщица. Она убирает в аптеке с девяти до десяти часов утра и могла бы вытащить флакончик из шкафа, улучив момент, когда девушки отпускали лекарства покупателям или готовили препараты для стационарных больных. Но она в больнице уже давно, и вряд ли это ее рук дело. Санитар тоже заходит за лекарствами и конечно же мог потихоньку взять флакончик, но это тоже маловероятно.

— А кто из посторонних бывает в отделении?

— Тьма народу. В кабинет главного провизора надо идти через аптеку; торговые агенты крупных аптек, отпускающих лекарства оптом, тоже идут через нее в подсобные помещения. И, естественно, к служащим заходят друзья, не часто, но все равно заходят.

— Это уже обнадеживает. Кто в последнее время заходил к Силии Остин?

Шарп заглянул в записную книжку:

— В прошлый вторник заходила Патрисия Лейн. Они договорились после работы пойти в кино.

— Патрисия Лейн, — задумчиво повторил Пуаро.

— Она пробыла там всего пять минут и не подходила к шкафу с ядами, стояла возле окошка, разговаривая с Силией и ее сослуживицей. Да, недели две тому назад, еще приходила какая-то темнокожая девушка, по мнению сослуживиц Силии, весьма грамотная. Она интересовалась их работой, задавала вопросы и записывала ответы. Прекрасно говорила по-английски.

— Наверно, Элизабет Джонстон. Так говорите, она интересовалась работой фармацевтов?

— Это был день открытых дверей для Благотворительной клиники. Она интересовалась, как проходят подобные мероприятия, и спрашивала, что прописывают детям при диарее и кожных инфекциях.

Пуаро кивнул.

— Кто еще?

— Больше они никого не вспомнили.

— А врачи заходят в аптеку?

Шарп ухмыльнулся:

— Постоянно. По делу и просто так. Иногда приходят уточнить какой-нибудь рецепт или посмотреть, что есть на полках.

— Ага, посмотреть?

— Я уже об этом думал. Бывает, они советуются, чем можно заменить препарат, вызывающий у пациента аллергию или плохо действующий на желудок. Порою врач просто забегает поболтать, когда выдается свободная минутка. А бывает, придет с похмелья попросить аспирин или вегенин, а то и просто зайдет пофлиртовать с девушкой, если та не против. Ничто человеческое им не чуждо. Так что мы с вами, похоже, ищем иголку в стоге сена.

— Если мне не изменяет память, некоторые студенты с Хикори-роуд тоже имеют отношение к больнице Святой Екатерины, — заметил Пуаро. — Во-первых, этот рыжий парень.., как его… Бейтс… Бейтмен…

— Леонард Бейтсон. Вы правы. Кроме того, Колин Макнабб проходит там стажировку. А в физиотерапевтическом отделении работает Джин Томлинсон.

— И все они, очевидно, частенько заходили в аптеку?

— Да, и досаднее всего то, что никто из сотрудников аптеки не помнит, когда именно. Они там примелькались. Кстати, Джин Томлинсон дружна со старшим фармацевтом.

— Плохи наши дела, — вздохнул Пуаро.

— Еще как плохи! Ведь любой из служащих мог заглянуть в шкафчик и сказать: «И зачем вам столько мышьяковистых препаратов? Это уже вчерашний день!» Или что-нибудь в том же духе. И никто бы не насторожился и через минуту забыл бы о его словах.

Помолчав, Шарп добавил:

— Мы подозреваем, что кто-то подсыпал Силии Остин морфий, после чего поставил флакончик возле ее кровати и положил рядом обрывок ее же письма, чтобы создать впечатление самоубийства. Но зачем, мосье Пуаро, зачем?

Пуаро пожал плечами. Шарп продолжал:

— Сегодня утром вы намекнули, что кто-то мог подсказать Силии Остин мысль о краже безделушек.

Пуаро смущенно заерзал на стуле.

— Это была лишь смутная догадка. Просто мне казалось, что сама она вряд ли додумалась бы.

— Кто же это мог быть?

— Как мне кажется, ума на это хватило бы лишь у трех студентов. Леонард Бейтсон. Достаточно эрудирован. И знает, как Колин любит носиться с «неустойчивыми личностями». Он мог, якобы в шутку, предложить свой план Силии и руководить ее действиями. Но подобные игры ему скоро бы надоели, — если, разумеется, он играл бы в них лишь «из любви к искусству». Впрочем, возможно, я что-то в его характере упустил; это никогда не надо сбрасывать со счетов. Найджел Чэпмен: любит всякие шуточки, у него язвительный склад ума, и он мог бы с удовольствием, без зазрения совести, разыграть комедию. Это взрослый «enfant terrible». [22] Третий же «умник», точнее «умница» — молодая особа по имени Вэлери Хобхауз. Она сообразительна, у нее современные взгляды на жизнь, и, наверное, она достаточно поднаторела в психологии, чтобы предугадать реакцию Колина. Возможно Силия была ей симпатична, вот она и решила, что не грех обвести Колина вокруг пальца.