— Нет, насколько нам известно. Но зачем они могли забрать его труп? У них не было никаких причин. Нет, он должен быть жив. Прячется где-нибудь… Кто-то предал нас, и, вероятно, он больше никому не доверяет. Но можешь быть уверен, он вернется и, наконец, расскажет нам, когда наступит день нашего отмщения… день нашей свободы.

Все трое замолчали, а Клейдемос, ошеломленный тем, что он услышал, содрогаясь от злости и ненависти, даже не чувствовал холода.

Теперь не было ни облачка, на ясном ночном небосводе мерцали звезды.

— У тебя в доме кто-то есть, — вдруг сказал один из прибывших. — Мы видели дым из трубы и очаг, в котором горели дрова.

— Я знаю, — ответил Басиас. — Это путник, попросивший ночлега. Он сказал, что он купец из Мегары, когда-то был наемником в Азии, но на меня он произвел странное впечатление; он кажется скорее лаконианином, чем мегарцем.

— Будь осторожен, шпионы криптии повсюду. Спартанцы стали очень подозрительны. Они решили освободиться от тех из нас, у кого, по их мнению, на уме восстание.

— Во имя богов! — воскликнул Басиас. — Если это так, то я задушу его своими собственными руками! Конечно, меня не остановит закон гостеприимства, точно так же, как спартанцев не остановила святость храма Посейдона.

— Нет, Басиас, кем бы ни был этот человек, ты не должен поднимать на него руку. Пусть спартанцы запятнают себя святотатством, и вызовут гнев богов. Если он шпион криптии, то убить его будет не так-то легко. Но если ты все же сделаешь это, месть Спарты только посеет еще больше горя на нашей земле. Прощай, Басиас, и да защитят тебя боги.

Человек встал и надел плащ. Клейдемос поспешил обратно в дом, заметая следы концом своей хламиды и как раз во время закрывая за собой дверь.

Два человека молча прошли по снегу двора и повернули к дороге, идущей на восток. Свет погас в загоне, Клейдемос лег, совершенно опустошенный, и долго не мог уснуть. Он все еще слышал слова, произнесенные этими людьми; в его воображение возникли кровавая бойня, вопли, окровавленный алтарь.

И другая мысль не давала ему покоя: кто был тот, кого Басиас назвал «Хранитель»? Даже Критолаос никогда не произносил это слово, не говорил он также никогда о таком человеке.

Но Клейдемос понимал, что это может быть ключом к разгадке тайны.

Он ворочался на соломе с боку на бок, не находя покоя, пока его не захватила мысль об Антинее, и перед его глазами совершенно явственно появилось ее лицо.

Наконец, сон одолел его, растворяя боль в сердце и снимая усталость с тела.

Ветер унес прочь все облака. Над холмами Мессении сверкали семь звезд Большой Медведицы.

Клейдемосу совсем легко оказалось не сбиться с пути, потому что, хотя тропа и была покрыта снегом, она проходила по центру долины, и заблудиться можно было только в том случае, если подниматься вверх по склонам скалистых холмов.

Он провел время значительно лучше, чем ожидал. В каком-то месте долина сворачивала в сторону моря, а там, на тропе было значительно меньше снега, чем раньше. Итак, в ту местность, где надеялся найти Пелиаса, он прибыл сразу после заката солнца, проголодавшийся и усталый.

Клейдемос съехал с тропы и направил лошадь вверх на гребень холма и ехал до тех пор, пока не смог посмотреть вниз и увидеть маленькую хижину, окруженную загонами для животных.

На востоке была оливковая роща и виноградник, возможно, с сотней или около того деревьев, хотя он и не был уверен, потому что темнело, и было трудно что-либо разглядеть подробно. Он посмотрел в сторону дома и увидел, что из трубы идет дым…

Наконец, он добрался! Совсем скоро он спуститься вниз и постучит в дверь, его сердце подскажет все слова, которые нужно сказать. Его сердце, которое уже начинало громко стучать в груди…

Он войдет вместе с вечерним ветром. Со всеми прошедшими годами, тяжелым бременем висящими за его плечами, с душой, измученной сомнением. Он войдет как волк, гонимый холодом и голодом.

Он ударил лошадь по шее, из ее заиндевелых ноздрей валил белый пар. С наступлением ночи земля снова промерзла и стала твердой, холод вызывал онемение.

Он пришпорил пятками гнедого в бока, и животное пошло вниз к поляне. Собака, привязанная на веревке, громко залаяла. Когда Клейдемос доехал до середины двора, дверь распахнулась, и в дверном проеме показалась фигура…

Антинея!

Черная, против красного света очага, фигура, у которой не было ни лица, ни глаз. Она прижимала к груди шаль и подняла голову, словно стараясь рассмотреть что-нибудь в темноте.

И она увидела лошадь и всадника, все еще на спине гнедого, покрытого инеем.