Шрифт:
– Мне нужна твоя помощь.
– Все что угодно…
– Дело серьезное. Ты можешь отказаться.
– Слушаю тебя.
– Это нечто такое, о чем нельзя говорить по телефону.
– О’кей.
– Ты еще пользуешься PGP?
– Пока ничего лучшего не придумали, – буркнул Макс.
– Тот же ключ?
– Абсолютно.
– Я хочу направить тебе послание. Адрес не изменился?
– Нет.
– Отлично. А затем мы можем встретиться в Женеве.
– Превосходно! Когда?
– Через пару дней. Я предварительно позвоню.
– Хорошо.
– И как я уже сказал… если тебе что-то не понравится, откажись, хотя для меня это очень важно…
– Да шли ты мне этот чертов файл!
– Итак, я посылаю.
– Посылай!
Повесив трубку, Ласситер включил портативный компьютер, создал файл, озаглавив его «Гримальди», и напечатал короткое письмо:
«Макс, дело трудное, но мне нужна история одного счета в „Швейцарском кредите“ – отделение на Банхофштрассе в Цюрихе. Я думаю, ты мог бы получить эти сведения. Счет открыт на имя итальянца Франко Гримальди. Номер счета Q6784—319. Особенно меня интересует телеграфный перевод, сделанный в июле. Сумма $ 50 000. Мне надо знать, кто его послал.
Джо».
Ласситер сохранил файл «Гримальди» на жестком диске и перешел в другую директорию, подключившись к шифровальной программе с практически не поддающимся расшифровке кодом. Ведь то, о чем он просил Макса Ланга, было не просто преступлением. Подобное действие граничило с объявлением войны: покушением на священные устои Швейцарии, на самый смысл существования страны – тайну банковских вкладов. Даже разговор на эту тему мог стоить Максу его работы, и Ласситер зашифровал послание на жестком диске. Заботясь о безопасности Макса, более чем о своей, он снабдил зашифрованный файл примечанием «Только для чтения». Это означало, что Макс не мог по ошибке забыть текст в компьютере, такое послание можно было прочитать с экрана, но переписать на жесткий диск или на другой носитель нельзя.
Приняв меры предосторожности, Ласситер отправил файл. Когда он приедет в Женеву, его уже будет ждать ответ. А может быть, и нет, ведь дело очень серьезное.
На следующее утро, завтракая в своем номере, Ласситер позвонил Риордану.
– Мог бы и не звонить, – заворчал Риордан. – Что значит ввести в курс дела? Вводить-то некуда. У меня ничего нет. Ноль! Могу лишь сказать, что машину медсестры нашли в кювете к северу от Хагерстауна.
– А Гримальди?
– Растворился. Это слово использовали газетчики, и теперь использую я. О’кей? И это полная катастрофа. Полицейский убит при исполнении служебных обязанностей – второй за неделю. Рождество, а у нас похороны. Двое похорон! Подумай только, у нас имеется «мужественная вдова» номер один, «мужественная вдова» номер два и куча сирот. И кого мы ищем, спрашивается? Преступника с мордой как шкура запеченного поросенка. И его, представь себе, никто не видел. Не видел, и все. – Риордан фыркнул и после короткой паузы спросил: – А что у тебя? Может, хоть ты немного разгонишь тучи? И где ты, дьявол тебя побери?
– В Швейцарии.
– Ха!
– Только что приехал из Рима.
– Без шуток? Ну и что ты разнюхал в Риме?
– Я узнал, что Гримальди претерпел некую религиозную трансформацию. Ликвидировал все свои активы. Пожертвовал деньги на благотворительность.
– Ты издеваешься?
– Вовсе нет.
На другом конце провода воцарилась тишина, затем детектив присвистнул:
– Религиозная трансформация. Охренеть!
Цуз оказался на удивление красивым городом – этакий денди, небрежно прислонившийся к горе. На узких улочках стояли добротные дома шестнадцатого века, окрашенные в кремовые, светло-коричневые или серые тона, каждый украшали массивные деревянные двери. По тротуарам под мелким дождем торопились щегольски одетые люди.
Обратившись к подробному плану города, Ласситер с трудом нашел нужный дом, от него до центра было минут десять хода. Однако, несмотря на план и небольшие размеры города, Ласситер дважды терял направление, и ему приходилось расспрашивать прохожих, путаясь в огрызках своего немецкого. Он прошел через площадь с простым, абсолютно квадратным фонтаном, разительно отличавшимся от фонтанов Рима. Единственным его украшением было скульптурное изображение медведя с отрубленной лапой – эмблема одного из старинных швейцарских родов.
Наконец Ласситер увидел дом, который искал. Трехэтажное шале с бронзовой пластинкой, прибитой к дверям, наверняка более древним, чем Соединенные Штаты. На пластинке было начертано:
Гюнтер Эглофф, директор
Salve Caelo
Северное отделение Католического
сообщества Пия VI.
Ласситер постучал, и из домофона рядом с пластинкой послышался голос, спросивший по-немецки: «Кто там?»
Ласситер назвал себя, и через несколько секунд дверь открыл средних лет человек, на вид весьма преуспевший в жизни. Умеренное брюшко, дорогой кашемировый свитер, меховые шлепанцы на ногах. В одной руке человек держал очки, а в другой – бокал красного вина. Из глубины дома доносились оперная музыка и легкий запах горевших в камине поленьев.
– Что вам угодно?
Ласситер не знал, как начать. Его история на фоне здешнего буржуазного покоя казалась совершенно нелепой. Убийства. Поджог. Бездарный фильм ужасов.
– Вы говорите по-английски?
– Немного.
– Потому что мой немецкий…
– Да-да. Чем могу быть полезен?
– Речь идет о владельце этого дома – мистере Гримальди.
На лице человека промелькнуло выражение неподдельного изумления, затем он улыбнулся и, открыв дверь пошире, сказал:
– Проходите, пожалуйста. Вы, наверное, замерзли.