Не приходилось говорить, что таинственная линейка продолжала занимать мысли членов экспедиции и служить темой горячих споров. Её искусственное происхождение не могло вызвать сомнений, а значит, нельзя было сомневаться и в том, что на Венере есть разумные существа или что таковые посетили планету до прилёта на неё «СССР-КС3». Последнее предположение поддерживали Мельников и Коржевский. Профессор Баландин утверждал, что линейку сделали и потеряли жители Венеры.

— Мы найдём их на континенте, — говорил он.

Белопольский не высказывал своего мнения, и оно оставалось никому не известным.

Всюду, где побывали звездоплаватели, они старались найти какие-нибудь следы разумных существ, но ничего не находили. Остров, по-видимому, никогда не был обитаем, по крайней мере в той его части, где стоял корабль. Сторонники идеи обитаемости Венеры возлагали свои надежды на воздушную разведку. Может быть, сверху удастся заметить следы разумной деятельности, сохранившиеся после очередного затопления острова океаном. Линейка не могла упасть с неба, кто-то сделал и потерял её, пусть год тому назад, но это произошло и неоспоримо свидетельствовало о разуме.

— На острове не может быть никаких построек, — разубеждал их Коржевский, — не может быть потому, что он периодически скрывается под водой. Венера, судя по всему, не приспособлена для развития на ней разума. Я вполне убеждён, что разумного населения на планете нет. Линейку потеряли звездоплаватели.

— Тогда здесь должны быть следы стоянки звездолёта.

— Он мог опуститься далеко отсюда.

— Как же линейка попала в залив?

— Её принесли волны прилива и ветер.

— Если бы на Венеру действительно прилетал звездолёт из другой планетной системы, — говорил Баландин, — то он посетил бы и нашу Землю.

— Это далеко не обязательно, — возражал Мельников, — не так просто найти планету, да ещё такую маленькую. Случайно найдя Венеру, они могли не заметить Землю и улететь к себе на родину.

Все эти споры были, в сущности, совершенно бесцельны. Обе стороны с равным основанием могли считать себя правыми. Загадку линейки нельзя было разгадать, пока планета не будет детально исследована.

Пайчадзе, подобно Белопольскому, предпочитал отмалчиваться. Когда его прямо спрашивали, он отделывался ничего не значащими ответами, вроде: «Возможно, что так», или «Трудно допустить».

Шестнадцатого числа был назначен первый пробный полёт над островом. Выждав относительного прояснения погоды, самолёт спустили на воду.

Мельников занял место пилота, Второв устроился на пассажирском сиденье, взревел мотор, и, прочертив пенную полосу по глади залива, серебристая птица поднялась в воздух.

По просьбе Второва, Мельников сделал круг над заливом. Геннадию Андреевичу хотелось запечатлеть на плёнке вид корабля, стоявшего у берега. Длинная стальная сигара звездолёта, с возвышавшейся над его носовой частью сложной конструкцией направленной антенны, была как на ладони. Топорков ежедневно посылал радиограммы, адресованные Земле, и антенна не убиралась внутрь.

Туман сильно мешал наблюдениям, но всё же можно было рассмотреть детали местности. Мельников подумал, что пройдёт ещё несколько дней — и остров нельзя будет увидеть сверху. Испарения с поверхности воды с каждым часом становились всё более и более густыми.

Покачав крыльями в знак привета, он поднял машину на триста метров. С этой высоты хорошо был виден весь остров, имевший форму почти правильного треугольника.

Ветер по-прежнему гнал мрачные тучи, всюду виднелись чёрные стены ливней, блестели молнии. С корабля по радио сообщали, что грозовые фронты не угрожают, но отсюда казалось, что они со всех сторон стремятся к острову.

Самолёт летел вдоль побережья. Слева расстилался покрытый белыми гребнями пены безграничный океан, справа — оранжево-красный «лес», за которым снова виднелась водная равнина.

Берег всё время был одним и тем же — высокий, обрывистый, заросший коралловыми «деревьями». Часто попадались заливы, обычно очень узкие, напоминавшие щели, далеко вдававшиеся в сушу.

Скорость была слишком велика, чтобы рассмотреть мелкие подробности. Здесь был бы полезнее вертолёт, но этими удобными для разведки местности машинами экспедиция не располагала, — слишком опасна встреча вертолёта с грозовым фронтом. Сравнительная неповоротливость, тихоходность, длинные лопасти подъёмных винтов — всё это могло привести к катастрофе. Быстрый, манёвренный, не имеющий воздушного винта реактивный самолёт был в условиях Венеры наиболее безопасен.