— Борис Николаевич Мельников? — спросил он, пожимая мне руку с такой силой, что я сморщился от боли. — Слышал про вас. Участвовали в полярной экспедиции.

— Участвовал, — сказал я.

— Тогда на полюс, теперь на Марс. Боитесь полёта?

— Если говорить откровенно, боюсь немного.

Возможно, что я не ответил бы так кому-нибудь другому. Но вся небольшая, тонкая фигура Пайчадзе, его смуглое лицо с коротко подстриженными чёрными усиками, его ласковые глаза сразу произвели на меня такое впечатление, как будто я знал его уже много лет.

— Неудивительно, — сказал он. — Перед полётом на Луну я очень боялся. Не спал. Потерял аппетит.

— А теперь не боитесь?

— Теперь нет. Космический полёт не страшен. Не надо бояться.

— Меня очень беспокоит, смогу ли я оправдать доверие.

— Будете так думать, — не оправдаете. Надо быть уверенным. Наверное, думаете, случайно попали в полёт. Ткнули пальцем — попали в меня. Неверно!

Сергей Александрович не возьмёт случайного человека. Наводил справки. Советовался. Не надо ни в чём сомневаться.

Он заставил меня рассказать ему мою биографию, сам рассказал о себе, и мы расстались друзьями. За два месяца, которые прошли с тех пор, я убедился, что Пайчадзе человек приветливый, общительный и будет хорошим товарищем в полёте. На нашем корабле моё место в одной каюте с ним, и это меня очень радует.

Потянулись дни напряжённой и увлекательной работы. Слова Камова, что мне дадут обширное задание, оправдались. Объём порученной работы был громаден. До сих пор я и не подозревал о тех применениях фотографии, которым меня научили. Снимки в инфракрасных и ультрафиолетовых лучах, снимки объектов, покрытых туманной или облачной дымкой, снимки Солнца и его «короны» и многое, многое другое. Пришлось пройти целый курс. Помимо двух специально прикреплённых ко мне консультантов по астрономической съёмке, со мной занимались мои будущие спутники — Камов и Белопольский. Сергей Александрович знакомил меня с устройством корабля и работой приборов управления, а Белопольский — с основами звёздной навигации.

Дней не хватало. Я работал по восемнадцать часов в сутки и часто, приехав домой, вместо того, чтобы лечь спать, садился к письменному столу.

Так продолжалось до тех пор, пока наш врач, Степан Аркадьевич Андреев, не заявил решительного протеста.

— Я не могу допустить, — сказал он Камову, — чтобы Мельников работал без отдыха. Если так будет продолжаться, то он не будет допущен к полёту. Я отвечаю за него и за всех вас перед правительственной комиссией.

— Я вас понимаю, — ответил Камов, — но что я могу сделать? Мы готовились год, а Борису Николаевичу оставлено только два месяца.

— Всё равно, я не разрешаю ему не спать по ночам, — стоял на своём врач. Он должен спать восемь часов в сутки. Всё остальное время в вашем распоряжении.

На том и порешили. С этого дня он лично отвозил меня домой и уходил только тогда, когда я засыпал.

Кончилось это тем, что он поселился у меня в комнате, чему я был очень рад, так как Степан Аркадьевич был на редкость занимательным рассказчиком. Лёжа постели, он начинал рассказывать какой-нибудь случай из своей медицинской практики. Он считал, что для моего мозга полезно отвлечься от изучаемых вопросов, но нередко, увлёкшись воспоминаниями, забывал о времени. И лишь внезапно заметив, что предательская стрелка далеко ушла от положенного часа, прерывал рассказ на самом интересном месте и сердито ворчал:

— Спать! Спать! И о чём вы только думаете?! Однажды у нас зашёл разговор о будущем полёте и о влиянии на организм невесомого состояния, в котором мы будем находиться во время пути. Степан Аркадьевич жалел, что не сможет участвовать в экспедиции.

— Наблюдение за деятельностью органов тела в таких условиях было бы очень интересно, — сказал он.

— Меня очень удивляет, — заметил я, — что в составе экспедиции нет врача.

— Почему нет? У вас есть врач.

— Кто?

— Сергей Александрович.

— Как, разве он врач?!

— А вы не знали этого? Камов окончил медицинский институт специально для того, чтобы не было надобности в лишнем человеке, которому в межпланетном рейсе почти нечего будет делать. Он знал, что экспедицию всё равно не отпустят без врача.

— Когда он успел?

Было чему удивляться. Я знал, что Камов окончил институт гражданского воздушного флота и, заочно, физико-математический факультет университета, но суметь получить ещё и третий диплом…

— Когда он успел? — повторил я.

— Сергей Александрович — замечательный человек, — задумчиво сказал Андреев. — Он не только получил диплом врача, но и работал несколько лет в московских больницах. Он ничего не делает наполовину. Жизнь, целиком отданная идее, утраивает силы человека.

В напряжённой работе как-то незаметно приблизился день старта. Корабль и его экипаж были готовы. За три дня до отлёта Камов и сопровождении нас троих в последний раз осмотрел звездолёт. Были испытаны все приборы и аппараты, проверен груз. Камов и Белопольский проверяли корабль в целом, Пайчадзе — астрономическую часть, а я — своё фото- и кинохозяйство.