Шрифт:
– Ничего.
– Главное – не теряйтесь. Уверенно живите. Ясное дело – осторожность всегда полезна, но не пугайтесь. Помните, что вы не одни. В обиду не дадим. Как она? Девочка-то?
– А что она? Хозяйничает.
– Как у нее самочувствие?
– Нормально.
– Не паникует?
– Ну что вы, товарищ Трифонов! Она боевая!
– Значит, не теряется. Это хорошо. Ну а этот как? Приехавший?
– Ушел куда-то.
– Это мы знаем, куда он ходит. А как он с вами?
– Морали все скворчит… По всякому случаю. Просвещает!
– А вы?
– А мы слушаем. Иван Васильевич спорить не велел.
– Спорить, конечно, ни к чему. Он человек пожилой, а ты молодой… Зачем спорить? Старшим надо уважение оказывать.
– Он же фашист!
– У него это на лбу не написано. Он же фашистскую пропаганду не ведет?
– Нет, конечно.
– И, значит, нечего и спорить. Ну а как Бураков?
– Хорошо. Заходил к нам два раза.
– По сигналу?
– По сигналу один раз. Аля вызывала.
– Та-ак… Он мне жаловался, что соседки его заботой донимают. Костыли их разжалобили, так они готовы под руки его водить. Убери патефон. Вот хотя бы в этот шкаф.
В прихожей, против двери в гостиную, стоял большой платяной шкаф. Миша повернул ключ и открыл дверцу. В шкафу висело два старых пальто Сергея Дмитриевича, несколько платьев и Колин костюм. Сюда, за одежду, Миша и спрятал патефон с пластинками.
15. В ШКАФУ
Короткий день приближался к концу. На улице было еще светло, но серебристые шары заграждения*, поднятые недавно над городом, уже начинали растворяться в воздухе, сливаясь с серым фоном сплошных облаков. Еще немного – и их будет не видно.
«Зачем их подняли? – с тревогой думала Лена, быстро шагая к дому. – Неужели ждут налета?»
Когда по радио раздавался вой сирены, предупреждающий население о приближении немецких самолетов, Лену почему-то охватывал ужас. Она зажимала уши, убегала в дальнюю комнату и готова была выскочить из окна пятого этажа, чтобы только не слышать этого звука. Вой прекращался, в репродукторе начинал щелкать метроном*, и Лена быстро успокаивалась. Почему этот вой производил на нее такое впечатление, она и сама не понимала. Стрельба зениток, взрывы бомб или артиллерийских снарядов хотя и заставляли ее вздрагивать, но не сжимали сердце страхом и не действовали так, как этот заунывный, противный вой.
Возле ворот дома стоял Миша.
– Почему ты так долго? – недовольно спросил он.
– У нас было классное собрание.
– Предупредила бы…
– А я и сама не знала.
– Это все-таки не дело. Сама знаешь, обстрелы и вообще. Ждешь тебя и думаешь всякое…
– Ну, Коля, честное слово, я не знала, – сказала Лена с теплой улыбкой. Она понимала, что Миша беспокоился за нее, и это было приятно.
– Позвонила бы. У вас есть в школе телефон?
– Наверно, есть. Григорий Петрович дома?
– Нет. Я пойду, Аля, а то опоздаю.
– «Колбасы» зачем-то подняли, – сказала Лена, поглядывая наверх.
– Ну и пускай висят… Аля, сегодня нам принесли патефон, так что ты учти.
– А зачем патефон?
– Наверно, надо. Я его в шкаф поставил. Если Мальцев случайно увидит и спросит, так он у нас и раньше был.
– Он не спросит.
– Конечно, в шкаф не полезет… Но мало ли что может быть.
– А пластинки?
– И пластинки принесли.
– А какие? Заводить можно?
– Пока не стоит. Потом вместе проиграем… Так я пошел!
…Уроков задано мало. Лена обошла всю квартиру в поисках какого-нибудь дела, но все было прибрано, все стояло на месте. По пути заглянула в шкаф. Действительно, там стоял красный чемоданчик, а рядом – коробка с пластинками. Лена зажгла свет в прихожей, села в открытый шкаф и, придерживая ногой дверцу, стала перебирать пластинки. Тут была и серьезная музыка, и песенки, и романсы, и различные танцы. Раскладывая пластинки на четыре кучки, она отодвигалась все глубже, пока не уперлась спиной в стенку шкафа. Дверца мешала. Стоило отпустить ногу, как она с легким скрипом упрямо закрывалась.
И тут неожиданно пришел в голову смелый план. «А что, если спрятаться в этом шкафу и узнать, что делает Мальцев, когда дома никого нет? Не будет ли он кому-нибудь звонить или с кем-нибудь разговаривать?»
Лена быстро собрала пластинки, поставила их на место и осмотрела шкаф. Большой, вместительный… Тут могут спрятаться хоть десять человек. Для пробы она вошла внутрь и села, подогнув колени. Дверца со скрипом закрылась сама. Темно, тепло и, как ей показалось, даже уютно. Немного пахнет нафталином и едва уловимым запахом каких-то духов.