— Не трясись, Хризантемыч, — постарался успокоить его Пузырь, — ты меня не помнишь? Мы же у Люськи в «Мандарине» видались. Ничего тебе не сделаем, только поговорить надо!

— А если поговорить, тогда зачем ты мне руки крутишь? — недоверчиво поинтересовался алкаш. — Отпусти, тогда и разговаривай!

— Ага, а ты тут же удерешь!

— Ну это уж как получится, — рассудительно согласился Хризантемыч, — мое дело — удирать, твое — догонять… Это уж такой закон природы!

— Ну ты прям, блин, философ! Ты мне скажи, философ, где тот паспорт достал, который мне загнал тогда в «Мандарине»?

— И за сколько ты его моему орлу продал? — насмешливо осведомился бригадир.

Хризантемыч опасливо покосился на Банана и решил, что на последний вопрос безопаснее не отвечать. Снова повернувшись к Пузырю, он сделал честные глаза и трагическим голосом произнес:

— Нашел! Вот так вот, шел по улице, а он валяется…

— Не заливай, не в ментовке! — прикрикнул рэкетир на Хризантемыча. — Мы с тобой не шутки шутить в этот свинарник пришли!

— Вот те крест, валяется! — Бомж для большей убедительности ударил себя кулаком в грудь. — Прямо на этом.., как его.., тротуаре!

Пузырь собрался было применить к упрямому бомжу физические меры воздействия, но в это время рядом с ними мелькнула какая-то тень, и освещавшая подвал коптилка погасла. В ту же секунду хитрый Хризантемьи с неожиданной ловкостью извернулся и ударил ногой не ожидавшего такой подлости Пузыря в самое важное и самое болезненное место. Рэкетир охнул от боли и выпустил подлого бомжа.

Банан, чертыхаясь, вытащил фонарик и осветил поле короткого, но бурного сражения. Бомжей и след простыл. На полу, среди грязных лохмотьев, корчился и стонал выведенный из строя Пузырь.

— Что разлегся? — Банан зло уставился на своего незадачливого напарника. — Поприседай, очень при этом деле помогает!

Несмотря ни на что, Лолины слова заронили в душу Маркиза ядовитые семена сомнения, и теперь, когда запал скандала прошел, эти семена дали обильные всходы.

Как всякому мужчине, ему невыносимо было даже предположить, что какая-то женщина могла перехитрить его, обвести вокруг пальца, использовать как пешку в своей игре.

«Наверняка Лолка все это выдумала из вредности, — думал Леня, — Алла вовсе не такая, я как-никак разбираюсь в женщинах… Но как же тогда объяснить историю с театральными билетами? Получается, что она все спланировала еще до нашего якобы случайного знакомства…»

От таких мыслей у Лени сжимались кулаки, скрипели зубы, он ходил по комнате, как дикий зверь по клетке. На дверь вполне можно было повесить табличку: «Уссурийский тигр, семейство кошачьих, просьба не кормить и не приближаться к клетке».

Впрочем, никто и не приближался. Лола в своей комнате ласково ворковала с Пу И, потом наступила тишина. Леня по-прежнему не находил себе места. Наконец, уже глубокой ночью, под дверью раздалось тихое вежливое «мяу». Должно быть, Аскольд, как представитель того же семейства кошачьих, решил проявить солидарность.

Леня впустил его в комнату. Кот выгнул спину, распушил усы и взглянул на хозяина выразительными зелеными глазами. Казалось, он хочет сказать: «Не переживай, мы с тобой настоящие мужчины и должны стойко держать удар».

Затем он подошел к креслу и посмотрел на Леню совсем по-другому, с простой и понятной просьбой во взоре. Поняв эту просьбу, Леня с тяжелым вздохом опустился в кресло, и Аскольд тут же вскочил к нему на колени.

Каждый, у кого хоть когда-нибудь был кот, знает: с котом на коленях не понервничаешь. Леня запустил пальцы в густую шерсть на загривке Аскольда и сам не заметил, как заснул.

Проснулся он довольно рано, но, как ни странно, вполне бодрым и выспавшимся. Аскольд уже куда-то ушел. Леня встал и потянулся.

Во сне у него созрело решение.

Тихо, стараясь не разбудить Лолу, он выбрался в коридор, прокрался в ванную, наскоро принял душ, оделся, взял кое-какие вещи и вышел из квартиры. Чтобы не сталкиваться с Лолой, он не стал завтракать дома, а выпил кофе в бистро на углу.

В машине он загримировался — наклеил густые светлые усы, кустистые накладные брови, надел очки с простыми большими стеклами, светлый парик и синюю кепку-бейсболку с крупной красной надписью: «Горэнерго». Взглянув в зеркало, остался удовлетворен: грим очень изменил его внешность, надо надеяться, что в таком виде даже Алла его не узнает. Леня сложил гримерные принадлежности в чемоданчик и поехал к тому дому, куда привела его Алла перед началом событий. К тому самому дому, от которого он ехал, жизнерадостный и умиротворенный, когда судьбе угодно было подкинуть ему встречу с Ириной Крыловой за пять минут до ее смерти.

Оставив машину на некотором расстоянии от дома, Леня направился к знакомому подъезду уверенной быстрой походкой человека, находящегося при исполнении служебных обязанностей.

Перед подъездом стояла, опираясь на палку, рослая массивная старуха, чем-то напоминающая великого полководца Кутузова, хотя и с двумя вполне зрячими глазами. Старуха оглядывала окрестности, как полководец оглядывает поле боя накануне сражения.

Леня поравнялся с ней, вежливо приподнял кепку, достал стопку квитанций и осведомился: