Шрифт:
– У меня. Будешь уезжать, отдам.
– И все-таки, с какой целью их похитили? Твое мнение.
– Трудно сказать. Может, чтобы скрыть еще какие-то следы.
– Хорошо, пошли на улицу.
Они вышли на солнечный свет, и Андрей с облегчением вдохнул воздух полной грудью. Атмосфера морга казалась насыщенной миазмами. Под разбитыми окнами валялась груда осколков стекла. Казаков принялся исследовать их. Потом разочарованно вздохнул: никаких следов. Неожиданно его внимание привлек зазубренный осколок, торчавший из рамы. Он присмотрелся к нему, потом достал из кармана полиэтиленовый пакет, осторожно вынул кусок стекла из рамы и положил его в пакет.
– Что-нибудь интересное? – с любопытством спросил Андрей, осколок показался ему ничем не примечательным.
– Отдам в лабораторию. Пусть посмотрят. Жаль, что под окном асфальт. К тому же ночью опять лил дождь. Следов нет.
Казаков обернулся и посмотрел на стоящих поодаль старушек и парней в коже, с любопытством следящих за его манипуляциями.
– Эй вы, мортусы! – крикнул он. – Не видели ничего интересного?
Обе группки засмеялись, хотя и на разные голоса, но с одинаковым ехидством.
– Поехали! – Казаков двинулся к машине, а Андрей поплелся за ним.
Открыв дверцу, капитан посмотрел на Кузьму, стоящего на крыльце морга.
– Будь здоров, трупорез! Найдешь что-нибудь новенькое, позвони. Учились мы с ним в одном классе, – сообщил Казаков, когда машина выруливала на шоссе. – Потом сюда приехали вместе. Женаты на двоюродных сестрах. Словом – родственники.
– И все-таки, – перебил Андрей капитана, – в чем тут дело, Мирон Захарович, как, по-вашему?
Капитан пожал плечами.
– Знаю не больше твоего. Но надеюсь сегодня узнать еще что-нибудь. Сейчас отдам команду привезти в управление этого Гомельского. И уж сегодня допрошу его с пристрастием. И сегодня приглашать его вежливо не буду. Пошлю пару омоновцев при полном параде. Надеюсь, он поймет, что к чему.
Прошло не более часа, и вот два бравых хлопца ввели в кабинет капитана все того же Гомельского. Вид у него был слегка помятый. Хотя день был в самом разгаре, похоже, что его подняли прямо с постели. Его лицо было словно ошпарено кипятком, волосы всклокочены, глаза перебегали с одного предмета на другой. К тому же от Гомельского опять исходил мощный запах перегара. Словом, вид у удачливого бизнесмена был не самый лучший.
Омоновцы вышли. Гомельский стоял, переминаясь с ноги на ногу, и безуспешно пытался придать своему лицу выражение наглости. Увы, не удавалось. Только растерянность, смешанная со страхом, читалась на помятой физиономии.
– Чего вы гримасничаете, Гомельский? – спросил Казаков.
– Я… – начал коммерсант и запнулся.
– Ну, ну! – подбодрил его капитан.
– Я не понимаю, по какому праву…
– Опять двадцать пять, – усмехнулся Казаков. – По какому праву? Да потому что вы – преступник!
– Почему это я преступник? Сейчас не тридцать седьмой год, чтобы хватать людей прямо из собственной постели. Я ведь и пожаловаться могу. И тогда вам не поздоровится. Точно не поздоровится.
– Да неужели? – прервал поток угроз капитан. – Страшно-то как! Сейчас в штаны наложу от ужаса. – Простоватое лицо капитана и вовсе приняло придурковатое выражение. Андрея даже покоробила вся эта сцена, но он не подал виду. Спектакль продолжался. – Значит, жаловаться будете? – нарочито удрученным тоном, в котором сквозила явная издевка, спросил Казаков.
– Буду! – буркнул Гомельский.
– Что ж, ваше право. Да вы садитесь, Иван Иванович, – капитан кивнул на стул. Гомельский опустился на его жесткое сиденье, но только он успел это сделать, как ножка стула подломилась, и Гомельский с грохотом рухнул на пол.
Андрей вытаращил глаза от изумления. Все происходящее, казалось, было взято из какой-то дешевой пьесы.
– Ай-ай, какая неловкость, – воскликнул Казаков, не спеша прийти на помощь упавшему со стула. Однако тот поднялся сам. Он, видимо, совсем растерялся и пал духом, потому что лицо, еще несколько минут назад распаренно-красное, посерело, глаза затравленно бегали, ноги заметно дрожали.
– Ну и мебель у вас, – произнес он почти шепотом.
– Да, мебелишка, конечно, того… – откликнулся капитан, – но вы же сами понимаете, нет средств, нынче кругом хозрасчет, самоокупаемость.
– Я бы мог… – несмело произнес Гомельский.
– Поправить наше материальное положение, – продолжил за него капитан. – Взятку предлагаете?
Гомельский отчаянно закрутил головой.
– Вы все же сядьте. Вон рядом стул стоит, он вполне исправный. Садитесь, садитесь.
Гомельский нерешительно топтался на месте.