Однако очень скоро боль вернулась. Плотнику казалось теперь, что большой палец прилип к ладони, а все остальные сжимают его в кулаке, при этом кисть так выгибается в запястье, что терпеть это нет никакой мочи. И любое усилие воли не могло изменить это положение невидимой руки. Временами боль слегка отступала, однако частенько она походила на режущий скальпель, подолгу терзающий его плоть. Он жаловался и на непонятные, болезненные ощущения в указательном пальце. Они начинались с кончика, постепенно поднимаясь вдоль всей руки до плеча, и тогда культя начинала дергаться, словно во всей отсутствующей руке свирепствовали клонические судороги.

Плотник говорил, что во время таких приступов его мучила сильная тошнота. Когда судороги проходили, боль вновь концентрировалась в несуществующей кисти, и, хотя плотнику становилось легче, он утверждал, что все равно не может изменить положение пальцев. Амфортас подошел к плотнику и заговорил:

– Суть вашего беспокойства заключается в том, что вы постоянно ощущаете напряжение в кисти. Но почему же все-таки это вас настолько тревожит?

Вместо ответа плотник попросил его сжать кулак, сначала плашмя расположив на ладони большой палец, затем вывернуть кисть и поднять кулак словно для удара. И вот в таком положении немного подержать руку, Невропатолог повиновался. Но буквально через несколько минут боль стала нестерпимой, и Амфортас решил прекратить этот эксперимент. Грустно кивнув, плотник произнес:

– Вот видите. Разница только в том, что вы можете расслабить руку, а я нет.

Врачи молча покинули палату. Шагая по коридору, молодой доктор пожал плечами:

– Ума не приложу, чем мы ему можем помочь? Амфортас предложил сделать новокаиновую блокаду верхних симпатических нервных узлов.

– На какое-то время это облегчит его страдания, – решил он. – Правда, только на несколько месяцев.

Но не дольше. Амфортас прекрасно отдавал себе отчет в том, что вылечить от «призрачной конечности» невозможно.

Так же, как и исцелить разбитое сердце. Палата 424. Домохозяйка. С шестнадцати лет постоянно жаловалась на боли в животе. В течение последующих лет ей были сделаны четырнадцать операций на брюшной полости. После этого она перенесла незначительную черепную травму и стала жаловаться на сильные головные боли. Пришлось операционным путем понижать ей внутричерепное давление. Теперь же пациентка утверждала, что ее мучают боли в спине и конечностях. Сначала она ничего не хотела рассказывать о себе и постоянно лежала на правом боку. Когда же молодой врач хотел было повернуть ее на спину, она закричала от боли. Подойдя к женщине вплотную, Амфортас легонько прикоснулся к ее крестцу. Пациентка взвизгнула и затряслась.

Выйдя из палаты, врачи пришли к выводу, что больную необходимо показать психиатру, ибо здесь, возможно, появилось так называемое «пристрастие к хирургии». И к боли.

Палата 425. Еще одна домохозяйка, тридцать лет. Жалобы на постоянные, изнуряющие головные боли, отсутствие аппетита и рвоту. Самое страшное при таких симптомах – поражение мозга, но боль ощущается только с одной стороны головы. Иногда появляется временная слепота, или мерцательная скотома – когда в поле зрения попадают светящиеся пятна. Световая зона ограничивается зигзагообразными линиями. Обычно такие явления предвещают приступ мигрени. Кроме того, пациентка воспитывалась в весьма необычной семье, где человеческие достоинства пестовались с такой неукоснительностью, что любое проявление агрессии наказывалось самым суровым образом. Как правило, именно в подобных семьях все ее члены бывают подвержены мигрени. Подавленная враждебность постепенно перерастала в подсознательную ярость, и это сказывалось рано или поздно на больном – у него начинались расстройства. Эту женщину тоже следовало показать психиатру. И последняя палата 427. Мужчина, тридцати восьми лет с возможным поражением височной доли. Он работал дворником при больнице, и только за день до обхода его обнаружили в подвале, где он вывинтил около десятка электрических лампочек и, засунув их в ведро с водой, пытался утопить. Впоследствии он не мог вспомнить происходящего. Все это смахивало на автоматизм, на так называемое «автоматическое действие», характерное при психомоторных приступах. Такие припадки серьезно разрушают человеческий организм и зависят от подсознательных эмоций, хотя в большинстве своем совершенно безобидны с виду и просто доставляют некоторое неудобство окружающим. Необычные в таких случаях действия, как правило, скоротечны. Хотя истории известны и более длительные случаи. Непонятные действия происходили часами и не поддавались никаким объяснениям. Например, один мужчина совершил перелет на легком самолете из Виргинии в Чикаго, хотя доподлинно известно, что никто его этому не обучал. После приземления он не мог ничего вспомнить об этом полете. Случается, что подобные больные бывают опасны для окружающих. Так, один пациент со шрамом на височной доле мозга во время эпилептического припадка убил собственную жену.

Случай с дворником был почти тривиальным. Приступы, правда, одолевали его, как выяснилось, и раньше. В частности, он жаловался на то, что временами чувствовал неприятные запахи или противный привкус во рту Менялись и вкусовые качества продуктов: плитка шоке лада отдавала металлом, а иногда ни с того ни с сего ему внезапно чудился «запах тухлой рыбы». Сплошь и рядом возникало ощущение, будто что-то, происходящее с ним, случалось и ранее, или же, наоборот, в знакомом месте он вдруг вел себя, словно слепой котенок. Перед приступами он начинал, как уже заметили врачи, характерно причмокивать губами. Частое употребление алкоголя провоцировало припадки.

У дворника наблюдались и зрительные галлюцинации, в частности, микропсия, при которой больной видит предметы меньшими, чем они есть на самом деле; и левитация – ощущение полета. Случался с ним и не совсем обычный приступ, известный под названием «двойник». Дворник видел себя в трехмерной проекции со стороны, причем фигура повторяла все его слова и действия.

ЭЭГ выявила самую неблагоприятную картину. В подобных случаях, если в мозгу развивалась опухоль, то происходило это довольно медленно – болезнь подкрадывалась незаметно, но в конце концов, словно готовясь к последнему прыжку, она буквально в течение нескольких недель сжимала и разрушала мозг.

И тогда исход только один – смерть.

– Уилли, дайте мне руку, – осторожно попросил Амфортас.

– Которую? – спросил дворник.

– Любую. Дайте левую.

Дворник повиновался.

Молодой врач с обидой поглядел на Амфортаса.

– Я это уже делал, – слегка раздраженно сообщил он.

– Я просто хочу еще разок повторить, – успокоил его Амфортас.

Он положил указательный и средний палец левой руки на ладонь дворника, а большой палец правой руки – на его запястье, потом надавил ими на руку больного и начал описывать на его ладони круги. Кисть дворника подхватила эти движения и послушно повторяла их.