— Подожди, пока Джимми все привезет, — пыталась отговорить его Венеция.

— В том-то и дело, что Джимми давно уже не было. Значит, возникли проблемы. А Розе известно все, что происходит в округе.

Венеция глубоко вздохнула. Отсветы пламени играли на ее высоких скулах.

— Я полагаю, мои мольбы тебя не тронут и я могу не тратить попусту силы?

— Я ненадолго. — Хэзард с трудом заставил себя оторвать взгляд от этой манящий, чарующей красоты. — Два-три часа, не больше. Принести тебе какие-нибудь книги? Я понимаю, что ты скучаешь, когда меня нет…

— Черт тебя подери, Хэзард! Неужели ты думаешь, что мне хочется, чтобы ты рисковал своей жизнью, лишь бы скрасить мой досуг? — Венеция вскочила на ноги. Слезы гнева и обиды потекли по ее щекам. — Неужели, будь оно все проклято, я похожа на человека, который желает тебе смерти? — закончила она дрожащим голосом.

Хэзард в мгновение ока пересек крохотную комнату, заглянул в обиженное лицо Венеции, а потом крепко прижал ее к себе. Он никогда не подозревал, что способен отзываться на всякую перемену в настроении женщины.

— Только не плачь, биа-кара, — прошептал он, поцелуями осушая ей щеки. — Не плачь. Разве я похож на идиота, который станет рисковать, когда его ждет такая женщина? Ты же знаешь, как ты мне нужна, — негромко произнес он.

Венеция подняла на него блестящие от слез глаза.

— Правда?

— Слово чести! — И Хэзард улыбнулся той самой улыбкой, от которой у нее всегда замирало сердце.

Губы Венеции дрогнули в ответной улыбке, ее затопило ощущение огромной радости.

— Скорее возвращайся, — только и смогла сказать она.

— Я буду бежать всю дорогу, — пообещал Хэзард. Так он и сделал — недаром его еще в детстве научили правильно бегать. Каждый индеец способен бежать не останавливаясь целые сутки.

Когда Хэзард приблизился к зарослям можжевельника, которые отмечали границу цивилизации, он долго стоял не шевелясь, оглядывая низкие домишки, сгрудившиеся внизу. Городок Конфедерат-галч казался причудливым лабиринтом улочек, застроенных домами, конторами, хижинами, магазинами, которые возвели на потребу золотодобытчикам без всякого плана. Но Хэзард знал здесь каждый дом, каждый закоулок и каждого жителя — по крайней мере в лицо. Он оглядывал город методично, словно разведчик. Хэзард научился этому во время рейдов на вражескую территорию, когда от осторожности зависела его жизнь.

Убедившись, что хотя бы в непосредственной близости его никто не поджидает, он двинулся к борделю Розы, выбирая самые темные участки. К счастью, бдительности Хэзард не утратил и первым увидел их. Все было так, как он и ожидал: белые выставили посты у обоих входов и даже у двери в игорный зал. Людей этих он не узнал — они были явно не из местных и на вид показались ему бродягами с Востока.

Хэзард вернулся немного назад, к магазину кожаных изделий Мальмстрема. Он решил, что сможет добраться до борделя по крышам, а для этого нужно было найти дом с крепкой трубой. Ни один воин его племени не выходил на разведку без своего аркана, сплетенного из шерсти зубра, и Хэзард понял, что на этот раз аркан ему пригодится как никогда.

Кольцо аркана бесшумно упало на трубу магазина, и спустя несколько минут Хэзард осторожно взобрался на крышу. Прислонившись к трубе, он забрал аркан и прикрепил его тугим кольцом к поясу. Дозорные на улице его больше не интересовали. Довольный тем, что он один, Хэзард осторожно двинулся на восток в сторону борделя — изысканный особняк из известняка с коваными решетками балконов возвышался в конце квартала на шесть домов дальше.

Мораль к тому времени еще не поселилась в Конфедерат-галч: она всегда появляется позже, если золота достаточно много и можно начать оседлую жизнь. А в первые месяцы золотого бума не существует никаких принципов, кроме одного — разбогатеть как можно быстрее, никаких судебных формальностей, кроме ножа и револьвера. Самыми популярными заведениями в городе были салуны, игорные дома, танцевальные залы и бордели. Позже публичные дома, разумеется, вытеснят с главной улицы, но пока он только зарождался, бордель Розы считался самым роскошным зданием в городе, выстроенным из розового известняка.

Хэзард усмехнулся про себя, вспомнив, что Роза всегда настаивала на самом лучшем. Она родилась в Новом Орлеане и была незаконнорожденной, но покровитель ее матери был щедр к своей любовнице. Пока ее родители не умерли от эпидемии тифа, Роза имела все, что можно было купить за деньги. Однако после их смерти родственники отца предпочли не признать ее, хотя внешность Розы подтверждала родство с Лонгвилями — фиалковые глаза, белоснежная кожа, напоминающая лепестки магнолии, иссиня-черные волосы. К несчастью, по матери она была на одну восьмую часть негритянкой. Чтобы не запятнать фамилию Лонгвилей, однажды ночью ее обманом увезли вверх по реке и продали работорговцу. Владелец Розы умер в ту же ночь, когда купил и обесчестил ее. Ему перерезали горло, как писали газеты. Разумеется, Розу разыскивали за убийство, но к тому времени она уже была на полпути к Сент-Луису, и в ее багаже были спрятаны деньги, накопленные незадачливым работорговцем.

Свой первый бордель Роза Кондье открыла летом 1859 года в Сент-Луисе. Впрочем, сама она никогда проституцией не занималась: у нее было достаточно денег, чтобы прожить без этого. Она выбрала карьеру «мадам» только потому, что женщинам без семьи в те времена предоставлялся не слишком большой выбор, чтобы не умереть с голоду. И, что более важно, бизнес давал ей надежную защиту: представители местных властей были весьма частыми гостями в ее заведениях. Южная система правосудия не слишком благоволила к рабам, убившим своих хозяев, и Роза проявляла максимум осторожности.