– Соблазнить монаха через посредство исповеди – прекрасный и достойный поступок, однако, согласитесь, звездочка вы моя путеводная, что осквернить круглый кусочек теста, который по чистой случайности сделался святыней для идиотов, – это то же самое, что разорвать или сжечь клочок бумажки.

– Согласна с тобой, но твой клочок бумажки не является священным атрибутом, между тем как половина Европы придает исключительное значение облатке, которую они с трепетом называют телом христовым, и распятию, вот почему я обожаю профанировать их: я оскорбляю тем самым общественное мнение, которое немало меня забавляет, я плюю на предрассудки, которыми меня пичкали в детстве и отрочестве, я изгоняю их из своего сердца, и это меня возбуждает в конце концов.

– Тогда идемте, – сказала я, поднимаясь.

Наши простые безыскусные туалеты как нельзя лучше соответствовали нашему намерению; брат Клод, несомненно, принял нас за образцовых добропорядочных прихожанок и немедленно занял свое место в исповедальне.

Первой открыла огонь Клервиль. Когда настала моя очередь, я поняла по напряженному молчанию бедного монаха, что моя подруга ринулась в атаку с открытым забралом и что следует изменить тактику.

– О, отец мой, – проворковала я, – снизойдете ли вы выслушать ужасные вещи, в которых я хочу исповедаться.

– Мужайтесь, дитя мое, – запинаясь, пробормотал Клод, – ибо велика доброта и милость Господа, и Он поймет вас. Так в чем вы хотите признаться?

– В тяжких прегрешениях, отец мой, в грехах, на которые каждодневно толкает меня мое невероятное распутство; хотя лета мои невелики, я нарушила все заповеди, а главное, я перестала, – да, да, перестала! – молиться, и душа моя не принимает Бога. Помолитесь же за меня, потому что я в полном отчаянии! А мои отвратительные поступки… Вы содрогнетесь, когда о них услышите, и я право не решаюсь…

– Вы замужем?

– Да, святой отец, но не проходит и дня, чтобы я не обманывала своего супруга самым отвратительным образом.

– Выходит, у вас есть любовник или, может быть, виной тому общество, в котором вы живете?

– Меня постоянно терзает непонятная, неукротимая страсть к мужчинам, да и к женщинам также. Страсть ко всему развратному…

– Может быть, все дело в вашем темпераменте? Возможно, он слишком несдержан…

– Не то слово, отец мой! Он у меня ненасытен. Он все глубже и глубже увлекает меня в пучину порока, и я боюсь, что не выдержу больше, и никакая религия мне не поможет. Но смею ли я признаться, что прямо сейчас, в этот самый момент, я испытываю удовольствие от нашей тайной беседы, у меня уже начинаются судороги… Я знаю, что нет мне прощения, но ведь я пришла сюда в поисках Бога, и кого же вижу в этом святом месте? Обольстительного мужчину в рясе, но, увы, не Спасителя. Бедняга дрожащим голосом прервал мои излияния:

– Дочь моя, меня безмерно огорчает ваше состояние и только великое покаяние и великое искупление…

– Ах, я готова вынести все, что угодно, лишь бы снова увидеть вас! Ну почему служители Бога бывают столь очаровательны, почему они отвлекают нас от того единственного, ради чего мы приходим сюда? Знайте же, святой отец, что наша беседа не наполнила мою душу покоем, напротив… Слова ваши встревожили мне не совесть, а сердце: я пришла искать мира и успокоения, но обрела только вожделение… Можем ли мы встретиться в другом месте? Меня пугает этот мрачный ящик. Я умоляю вас хоть на короткое время перестать быть божьим человеком, умоляю хоть на мгновение сделаться возлюбленным Жюльетты!

Возбуждение Клода выдало в нем истинного кармелита: святой отец мгновенно капитулировал перед молочно-белыми грудями с розоватыми сосками, которые я, как бы невзначай, выставила напоказ, перед моими сверкающими глазами, отчаянными жестами, перед моими спотыкающимися речами, которые свидетельствовали о моей греховной страсти.

И он заговорил по-другому, сдерживаясь из последних сил:

– Ваша прекрасная подруга только что предлагала мне вещи, на которые намекает ваш блуждающий взор и которых я сам страстно жажду… О, вы – две сирены, ваши сладкие речи кружат мне голову, я не могу больше сопротивляться… Давайте уйдем из церкви, у меня есть маленькая комнатка неподалеку, и если вы согласны, я сделаю все, что в моих силах, чтобы утешить вас.

Вслед за тем он выскочил из исповедальни и схватил Клервиль за руку:

– Идемте со мной, милые дамы; сам сатана послал вас искусить меня, а он – достойный соперник Всевышнего и на этот раз он победил.

Мы вышли из церкви. На улице была уже ночь, луна пряталась в тучах, и Клод наказал нам идти в отдалении следом за ним, не теряя его из виду. Мы прошли заставу Вожирар и скоро оказались в мрачной и холодной келье. Клод, еще не оправившийся от смущения, предложил нам сладости и ликер.

– Милый друг, – улыбнулась моя подруга, – давай обойдемся без всяких условностей и без ненужной мистики. Мы знаем, с кем имеем дело, ты нам нравишься, да что я говорю? – мы просто сгораем от желания совокупиться с тобой. Поэтому не сердись на нашу невинную хитрость, ибо мы не были уверены, что наши усилия увенчаются успехом. О себе я скажу прямо: я боготворю тебя вот уже целый год, а сегодня два часа истекала соком в предвкушении твоего члена. Вот взгляни, – продолжала либертина, задирая свои юбки, – взгляни, до чего ты меня довел. Скажи, разве эта клетка не подходит для твоей птички?