– Прямиком на чердак. Ничего не поделаешь, скажу вам всю правду. Там, на чердаке, у меня был укромный уголок, который я когда-то обнаружила. Еще в детстве. Тетка мне велела тогда отравить чердачного кота, вот я с отравленным молоком поднялась на чердак, кота искала. А он убежал, молока пить не стал. И прятался по углам. Я – «кис-кис», а он понюхал молоко и сбежал. Какое счастье, что не выпил! Я и не знала, что оно отравлено. Ну и тогда присмотрела на чердаке очень укромный закуток, где стала прятать свои сокровища. Шучу, конечно, какие у меня могли быть сокровища? Но ведь тетка отбирала у меня все, так что даже книжку я не имела права приносить домой. И часто я, возвращаясь из школы, прямиком поднималась на чердачный этаж, а потом только заходила в квартиру. Правда, для этого мне приходилось спускаться на лифте опять на первый, и уже снизу подниматься к себе, на четвертый… Боюсь, вам тоже меня не понять, пришлось бы рассказать всю мою жизнь, а вряд ли это имеет смысл…

– Напрасно боитесь, я пойму, потому что уже немало о вас знаю.

– Знаете о моей жизни у тетки?

– Вот именно. О вашей жизни в теткиной квартире.

– Тогда у меня есть шансы… возможно, и в самом деле кое-что в моем поведении для вас станет понятным. В укромном закутке на чердаке я прятала то, что скрывала от тетки: карандаши, краски, этюдник, свои рисунки. И деньги, которые стала зарабатывать рисованием, учась в последнем классе. Ведь она постоянно обыскивала мои вещи! И еще я там держала тетрадку с записями, нечто вроде дневника. Всего этого я не забрала с собой, когда уходила от тетки, потому что мой уход проходил несколько… бурно, в очень нервной обстановке, да что там – со скандалом. Тетка была в такой ярости, что не только избила, но и убила бы меня, да я уже была физически посильнее ее. Из квартиры тогда я сбежала с одним чемоданчиком, а вещи с чердака очень хотела забрать, вот и пришла за ними. Хотя среди них не было ничего особенного, я к ним привыкла, они были лично моими, а таких, лично моих вещей у меня было очень немного. Вот я и решилась прийти за ними. И так уж неудачно получилось, что именно в тот день.

– А переодевались вы зачем?

– Ах, так это вы… Это вы были тогда на чердаке?

– Да, я.

– Я увидела – кто-то еще по чердаку ходит, подумала: а вдруг тетка? Нормальному человеку трудно понять, но я тетки боялась панически. До сих пор считаю, у нее был какой-то звериный нюх, она обязательно бы меня почуяла. Вот и переоделась в брюки.

Я ведь никогда не носила брюк, их у меня никогда не было, увидя девушку в брюках, тетка не подумала бы, что это я. Поэтому я переоделась на площадке пятого этажа, там в квартирах никогда не бывает днем жильцов, я знала об этом, брюки с курткой свернула и спрятала в сумку…

– Ага, значит эту одежду вы держали под мышкой?

– Да, и те вещи, что забрала с чердака. И внизу встретила вас, но вы были незнакомым мне человеком, не из этого дома, я и не предполагала, что вы меня узнаете.

Я поверила рассказу девушки. Говорила она свободно, искренне, не обдумывая слов, похоже, так все оно и было. И вполне соответствовало тому, что я сама предполагала. И еще. У меня создалось впечатление: девушку совсем не встревожило то обстоятельство, что ее видели в доме, где совершено преступление, в котором она может оказаться замешанной.

Рассказывала Кася не только свободно и искренне, но даже как-то немного рассеянно, словно мысли девушки занимало нечто другое, нечто гораздо более важное, чем какое-то подозрение в убийстве. Да ведь и то сказать, Тиран подозревал ее намного меньше, чем меня…

– Боюсь, мне придется сообщить следователю о том, что я вас там видела, ведь если это обстоятельство как-то случайно всплывет, могут заподозрить сговор между нами, а я и без того у полиции на заметке.

– Конечно же говорите, проше пани. Я им все объясню. Возможно, даже сама позвоню тому поручику, который приходил сюда, и дам дополнительные показания. У вас есть номер его телефона?

Я дала Касе номер Болекова телефона, и у меня гора свалилась с плеч. А потом девушка показала мне фотографии, я сама ее об этом попросила, мне очень хотелось взглянуть на них. И опять Болек оказался прав. Чувствовалось, эти фотографии бесконечно дороги Касе, она до сих нор не могла без волнения брать их в руки, а когда смотрела на лица родителей, ее собственное лицо просто излучало свет.

Девушка сказала мне, что собирается сделать портреты по этим фотографиям или просто их увеличить и поставить на стол в рамочке, а то и повесить на стене чтобы всегда смотреть на них, чтобы чувствовать себя человеком, а не каким-то подкидышем без роду-племени. Видимо, довела ее эта проклятая тетка…

Тут позвонил телефон. Кася подняла трубку. Чувствовалось, что разговор девушку волнует, хотя она постаралась и сохранить спокойное выражение лица.

Выдал ее яркий румянец на щеках. Наверняка ее парень.

– О, это ты! Наконец… Да, конечно, я к тому времени буду дома. Нет, не успею… Хорошо…

Девушка положила трубку и стала еще более рассеянной, если это только можно. И я поняла – для девушки самое важное в жизни то, что связано вот с этим, который только что говорил с ней по телефону. А смерть тетки и все прочие преступления ее нисколько не волнуют и ни в одном из них она не замешана. Ничего удивительного: девушка была влюблена. Удивило бы меня скорее обратное – если бы на такую девушку никто из молодых людей не обратил внимания.

Я оставила Касю с ее проблемами и распрощалась, напомнив ей о необходимости позвонить поручику Пегже.

Шустрая Владька, любимая женщина покойного Райчика, знала намного больше того, что сообщила полиции в своих официальных показаниях. Как уж Янушу удалось расколоть ее – не знаю, все мои расспросы он ухитрился пропустить мимо ушей. Думаю, пустил в ход личное обаяние и пол-литра ликера. Владька, судя по ее внешнему виду, была неравнодушна и к первому, и ко второму. Я не стала проводить свое личное расследование, удовлетворилась тем, что Януш сам счел нужным мне сообщить. А Владькин рассказ он передал мне полностью. Правда, у меня создалось впечатление, что состоит он из кусочков. Наверное, Владька делала перерывы, прикладываясь к рюмочке, причем с каждой рюмочкой ее рассказ становился все красочнее.