– Не холодает? – спросил Тень, разыгрывая из себя простака и крайне этим наслаждаясь.

– Нет, последняя такая была в сорок девятом, да вы слишком молоды, чтобы ее помнить. Вот это была зима. Вижу, вы средство передвижения себе купили.

– Ага? Что скажете?

– По правде сказать, мальчишка Гунтеров никогда мне не нравился. У меня был ручей с форелью подальше в лесу, на задах моего участка, ну, собственно говоря, земля принадлежит городу, но я положил камни в воду, устроил запруды, какие любит форель. Таких красавиц ловил – одна рыбина была в целых семь футов, – а этот маленький Гунтер разнес все камни, да еще грозился донести на меня в Департамент охраны природы. Теперь он в Грин-Бей, а скоро снова сюда вернется. Будь в этом мире справедливость, он исчез бы как зимний беглец, но нет. Цепляется, как репей за вязаную жилетку. – Хинцельман начал раскладывать на столе содержимое подарочной корзинки. – Это желе из яблок-кислиц Катерины Паудермейкер. Она дарит мне горшочек к каждому Рождеству больше лет, чем вы живете на свете, и что самое печальное, я никогда ни одного не открыл. Они стоят все у меня в подвале – штук сорок, а может, и все пятьдесят. Может, я когда-нибудь открою один и узнаю, что это и впрямь вкусно. А пока вот вам горшочек. Может, вам оно понравится.

– Что такое зимний беглец?

– Гм. – Отодвинув шерстяную шапочку, старик потер висок розовым указательным пальцем. – Ну, мы в Приозерье в этом не одиноки, у нас хороший городок, лучше многих, но и мы не совершенны. Посреди зимы какой-нибудь подросток, случается, психует от жизни в четырех стенах, когда слишком холодно, чтобы выйти на улицу, а снег такой сухой, что и снежка из него не слепить – под руками рассыпается…

– Они убегают?

Старик серьезно кивнул:

– На мой взгляд, во всем виновато телевидение, показывают детям все то, чего они никогда иметь не смогут, – «Даллас», и «Династия», и прочая ерунда. У меня телевизора нет с восемьдесят третьего, только черно-белый, который я держу в шкафу на случай, когда приезжают родственники, а по телику собираются транслировать важный матч.

– Принести вам что-нибудь, Хинцельман?

– Только не кофе. От него у меня изжога. Просто воду. – Хинцельман покачал головой. – Самая большая проблема в наших краях – бедность. Не та бедность, какая была во времена депрессии, но скорее… как называется то, что ползет изо всех щелей, как тараканы?

– Коварный? Подстерегающий?

– Вот-вот. Подстерегающая. Лесопильни мертвы. Шахты мертвы. Туристы не забираются на север дальше Деллс, если не считать десятка охотников и ребятишек, которые приезжают с палатками отдыхать на озерах, но и они денег в городках не тратят.

– А ведь Приозерье выглядит процветающим.

Голубые глаза старика блеснули.

– И поверьте мне, на это уходит немало труда. Тяжелого труда. Но это хороший городок и стоит всех трудов, какие вкладывают в него жители. В моем детстве и моя семья была бедной. Спросите меня, насколько мы тогда были бедными.

Тень снова состроил честное лицо и спросил:

– Насколько бедны вы были в детстве, мистер Хинцельман?

– Просто Хинцельман, Майк. Мы были такими бедными, что даже огонь нам был не по карману. В ночь перед Новым годом отец сосал мятный леденец, а мы, детишки, стояли кругом, протянув руки, и купались в исходившем от него тепле.

Тень едва не фыркнул. Хинцельман снова натянул на лицо лыжную маску, а на плечи – просторное клетчатое пальто, вынул из кармана ключи от машины и, наконец, последними надел толстые варежки.

– Если заскучаете тут, просто поезжайте в магазин, спросите там меня. Я покажу вам мою коллекцию блесен для рыбной ловли, которые сам смастерил. Надоем вам так, что вернуться домой будет облегчением. – Голос его был приглушенным, но слова слышались ясно.

– Обязательно, – улыбнулся Тень. – Как Тесси?

– В зимней спячке. Она раньше весны уже не выедет. Берегите себя, мистер Айнсель.

Уходя, он закрыл за собой дверь.

В квартире стало еще холоднее.

Тень надел пальто и варежки. Потом сапоги. Он едва видел теперь что-либо в окно: корка льда на внутренней стороне стекла превратила вид на озеро в абстрактную картину.

Его дыхание облачком клубилось в воздухе.

Тень вышел из квартиры на деревянную веранду и, постучав в соседнюю дверь, услышал женский голос, который кричал кому-то замолчать ради Бога и приглушить телевизор. Ребенку, подумал он, взрослые так друг на друга не кричат. Дверь приотворилась, и в щель на него настороженно уставилась усталая женщина с длинными, очень черными волосами.

– Да?

– Здравствуйте, мэм. Я Майк Айнсель. Ваш сосед из квартиры рядом.

Выражение ее лица не изменилось ни на йоту.

– Да?

– Мэм. В моей квартире лютый холод. Из радиатора едва идет тепло, но его не хватает, чтобы согреть комнату.

Она смерила его взглядом с головы до ног, потом уголки губ тронула улыбка, и она сказала:

– Тогда входите. Если вы не войдете, и у нас тоже тепла не останется.

Он вошел в квартиру. Повсюду на полу валялись разноцветнее пластмассовые игрушки. У стены высилась горка порванных рождественских оберток. Маленький мальчик сидел вплотную к телевизору, в видеомагнитофон была вставлена кассета с диснеевским «Гераклом», и мультипликационный сатир кричал и бил копытами, скача по экрану. Тень постарался держаться к телевизору спиной.

– О'кей, – сказала женщина. – Вот что вам надо делать. Сначала вам надо заклеить окна, все, что нужно, можно купить у Хеннингса, это как утепляющие прокладки, только для окон. Наклейте пленку на окна, если хотите, чтобы было красиво, высушите феном, пленка продержится всю зиму. Это не даст улетучиваться теплу. Потом купите пару обогревателей. Бойлер в доме старый и с настоящим холодом не справляется. В последние годы зимы были теплые, так что думаю, нам надо быть благодарными. – Тут она протянула ему руку: – Маргерит Ольсен.