Вафлз прекратил исследовать туфли Кардинга и затрусил к Койну, обронив по пути несколько клочков шерсти.

– Эта пантомима слегка затянулась, – заявил патриций. – И теперь я…

Вафлз зарычал. Это был глубокий, первобытный звук, который задел какую-то струну в расовой памяти всех присутствующих и вызвал у них неудержимое желание залезть на дерево. Он воскрешал в памяти длинные серые тени, охотящиеся на рассвете времен. Просто удивительно, как в таком маленьком животном может умещаться столько угрозы. И вся эта угроза была направлена на посох в руке Койна.

Патриций шагнул вперед, чтобы подхватить собаку, но Кардинг поднял ладонь и послал через весь зал опаляющую струю оранжево-голубого пламени.

Патриций исчез. На том месте, где он стоял, замерла маленькая желтая ящерица. Она моргала глазами и озирала всех свирепым взглядом, выражающим характерную для всех рептилий глупую злобу.

Кардинг изумленно уставился на свои пальцы, как будто видел их впервые в жизни.

– Прекрасно, – хрипло прошептал он. Волшебники посмотрели на тяжело дышащую ящерицу и перевели взгляд на город, сверкающий в свете раннего утра. Там, снаружи, оставались муниципальный совет, городская стража, Гильдия Воров, Гильдия Торговцев, жрецы… и никто из них даже не подозревал, какая беда вот-вот обрушится на их головы.

«Началось», – сказала шляпа из своей коробки, которая стояла на палубе.

– Что началось? – переспросил Ринсвинд.

«Правление чудовства». На лице Ринсвинда отразилось недоумение.

– Это хорошо?

«Ты когда-нибудь понимаешь, что тебе говорят?»

Ринсвинд почувствовал, что вступает на более знакомую почву.

– Нет, – ответил он. – Не всегда. Особенно в последнее время. Не часто.

– А ты уверен, что ты действительно волшебник? – осведомилась Канина.

– Это единственное, в чем я когда-либо был уверен, – убежденно произнес он.

– Странно.

Ринсвинд сидел на Сундуке на освещенном солнцем баке «Океанского танцора», и корабль, мирно покачиваясь, пересекал зеленые воды Круглого моря. Снующие вокруг моряки занимались – Ринсвинд в этом ничуть не сомневался, – важными для мореходства вещами, и он надеялся, что они делают все правильно, потому что после высоты он больше всего на свете ненавидел глубину.

– Ты выглядишь обеспокоенным, – заметила Канина, которая подстригала ему волосы.

Ринсвинд втянул голову в плечи, пытаясь сделать ее как можно меньше, чтобы уберечь от мелькающих ножниц.

– Это потому, что я обеспокоен.

– А что такое Абокралилсис?

Ринсвинд поколебался.

– Ну, – ответил он, – это конец света. Что-то вроде.

– Что-то вроде? Что-то вроде конца света? Ты хочешь сказать, что мы даже ничего не поймем? Оглянемся и спросим друг у друга:

«Простите, вы ничего не слышали?»

– Просто провидцы так и не смогли прийти к единому мнению. Существует множество самых разнообразных неопределенных предсказаний. Некоторые из них довольно безумные. Так что это назвали Абокралипсис. – У Ринсвинда был весьма смущенный вид. – Что-то вроде апокрифического Апокалипсиса, который крадет у людей жизни. Понимаешь, такой каламбур.

– Не очень удачный.

– Да. Не совсем [11].

Ножницы Канины деловито щелкали.

– Должна сказать, что капитан, похоже, был крайне рад заполучить нас в качестве пассажиров, – заметила она.

– Это потому, что, согласно поверьям, волшебник приносит кораблю счастье, – отозвался Ринсвинд. – Разумеется, это не так.

– А многие верят, – возразила Канина. – О, для других это к счастью, но не для меня. Я плавать не умею.

– Что, вообще нисколечко не проплывешь?

Ринсвинд помешкал с ответом, осторожно теребя звезду на своей шляпе.

– Как ты думаешь, какая здесь глубина? Примерно?

– По-моему, около дюжины фатомов.

– Тогда, наверное, проплыву около дюжины фатомов.

– Прекрати так дрожать, я чуть не отстригла тебе ухо, – резко бросила Канина и, свирепо взглянув на проходящего матроса, взмахнула ножницами. – В чем дело? Никогда не видел, как человеку стрижку делают?

Кто-то наверху, на мачте, отпустил шуточку, которая вызвала взрыв грубого хохота на брам-стеньге – впрочем, может быть, это был нок рея.

– Я сделаю вид, что ничего не слышала, – сообщила Канина и яростно дернула гребень, вытряхнув из волос Ринсвинда множество безобидных мелких животных.

– Ай!

– Нечего ерзать!

– Трудно не ерзать, зная, кто именно машет вокруг твоей головы парой стальных лезвий!

Вот так и текло это утро, сопровождаемое стремительно несущимися волнами, поскрипыванием мачт и довольно сложной ступенчатой стрижкой. Поглядев на себя в осколок зеркала, Ринсвинд был вынужден признать, что его внешность изменилась в лучшую сторону.