В его позвоночнике появилось покалывание беспокойства. Без устройств управления машина не может быть завершенной. Здесь их нет. Следовательно, машина не завершена. Устройства управления ей находятся где-то в другом месте.

Может быть кто-то совсем не здесь сейчас сидит в комнате и наблюдает за каждым шагом Найсмита, держа палец на кнопке?

Кулаки Найсмита сжались сами собой. Эта штука была опасной, смертельно опасной; сам факт, что она от Чурана, является достаточным доказательством, что она имеет целью работать против него. Но, тем не менее, это было единственной имеющейся в его распоряжении материальной уликой.

Что же было еще? Найсмит принялся вспоминать свой разговор с мисс Лолл: теперь ему казалось, что вся беседа имела едва уловимый неприятный оттенок. Воспоминание о холоде, который он ощутил, прикоснувшись к ее руке, пробежало по нервам Найсмита, как электрический ток.

Немного посидев, он встал и взял с письменного стола свой блокнот. Усевшись снова на кухне, он раскрыл его на странице, где записал все, что было ему известно о Лолл и Чуране, и ниже дописал: «Шефт. Мутант ортомидана (вид?). Неземной вид?»

Ниже нацарапал еще: «Кто же я?!», но тут же зачеркнул эту запись двумя жирными черными линиями.

Он встал, дважды прошел туда-сюда по маленькой комнате, а затем, приняв решение, подошел к визифону и набрал номер коммутатора университета. Когда ответил оператор, он произнес:

— Профессора Стуржеса, пожалуйста.

— Сейчас посмотрю, можно ли с ним связаться.

Экран стал серым, затем снова мигнул и ожил. С экрана, близоруко щурясь, посмотрел бледный молодой человек:

— Факультет биологии.

— Я бы хотел поговорить с профессором Стуржесом, пожалуйста.

— Ладно, сейчас позову. — Он исчез с экрана, и Найсмит услышал его голос, который где-то вдалеке позвал: — Эй, Гарри, сбегай вниз и скажи профессору Стуржесу, что тут к нему по видео.

После некоторого ожидания на экране появилась седая стриженная голова Стуржеса и его болезненно желтое интеллигентное лицо. Стуржес был заведующим кафедрой ксенологии; он был спокойным человеком и слыл весьма компетентным в своей области. Найсмит встречался с ним всего несколько раз, и то во время межфакультетских ленчей.

— Стуржес, мне нужна информация по вашему профилю, если вы не против.

— Ну, конечно, только разве вы… — Стуржес с прищуром посмотрел на него, на его лице было легкое подозрение.

— Да, все выяснилось, объясню при встрече, быстро проговорил Найсмит. — Между тем мне хотелось бы узнать главным образом следующее: насколько я понимаю, вне Земли не было найдено ни одной разумной гуманоидной расы. Это так?

— Совершенно верно, — ответил Стуржес, держась все еще настороженно. — Собственно говоря, не было найдено ни одной разумной расы вообще. Только одна или две с разумом на уровне шимпанзе по европейским меркам. А в чем дело?

— Мой студент попросил дать рецензию на свой рассказ, — сымпровизировал Найсмит. — Теперь вопрос может оказаться немного сложнее. Говорит ли вам что-нибудь слово «шефт»?

Стуржес с безразличным видом повторил слово и затем медленно покачал головой:

— Нет.

— Зуг?

— Нет.

— Приходилось ли вам слышать об организме, называемом ортомидан?

— Никогда, — коротко ответил Стуржес. — Это все?

Найсмит заколебался.

— Да, это все. Спасибо.

— Готов помочь в любое время, — сухо проговорил Стуржес и отключился.

Найсмит сидел, глядя в пустой экран. Расспрашивая Стуржеса, он, в общем-то, собирался спросить: может ли живой человек быть на ощупь таким же холодным, как ящерица?

Но ответ был ему известен. Рептилии и амфибии холодны на ощупь, потому что они не имеют механизма саморегуляции температуры. Температура теплокровных животных изменяется только в узких пределах; если она поднимается или опускается за эти пределы, говоря в общем, то животные умирают.

А вот температура хладнокровных животных всегда находится в пределах около двух градусов относительно температуры воздуха. Этим утром, когда он встретился с существом с именем Лолл, в университетском городке было холодно и облачно…

Найсмит встал. Его мускулы были напряжены до предела. Эти люди, кто бы они не были, знают о нем больше, чем он сам. И это было непереносимо.

— Шефт, — произнес он вслух. Слово по прежнему ничего для него не значило, не вызывало никакого образа.

Где он был, какие невообразимые вещи он делал в те тридцать один год, которые выпали из его памяти?

В каком месте на Земле… или вне ее?

«Сейчас все зависит от того, что я предприму», — хладнокровно подумал он. Каждый его нерв посылал сигнал тревоги, и он буквально ощущал, как вокруг него сгущается опасность, словно это было видимая геометрически правильная паутина.