– Я знал, Родион, что ты на месте, – сказал Брюханов, подчеркивая иной, скрытый смысл своих слов.

– Не успел уйти, Тихон Иванович, – Анисимов как-то виновато, беспомощно моргнул. – Секрета тут нет, все знают: меня, как назло, перед самым приходом немцев скрутило, ногой двинуть не мог, радикулит проклятый. На каких только курортах не лечился, на щите лежал, ничего не помогло. Да, было время, лечились, ездили на курорты. Что же это такое, Тихон Иванович? – Анисимов кивнул в сторону занавешенного окна, страдальчески сморщился. – И сейчас еще еле хожу, ногу тянет, у меня и справки есть. Блокаду пришлось делать, сам бы не поднялся…

– Решай, не до справок сейчас. – Отмечая излишнюю суетливость движений Анисимова и невольно испытывая к нему острую враждебность, Брюханов ругал себя за необдуманный поступок.

– О чем вы, Тихон Иванович? Решать мне нечего, там, в Питере, раз и навсегда решили, когда на штыки напролом шли, – со злом отозвался Анисимов. – В подвале под домом тайник, там и с собаками никто не найдет, возьмем одеяло, на ящиках как-нибудь устроитесь. Обернулись дела нехорошо, припрятал там кое-какие запасы. – Анисимов прислушался. – Пора, не будем терять времени, Тихон Иванович, накрыть могут, нагрянут с обыском. А там вы будете в совершенной безопасности.

– В городе я не один, Родион, и где я сейчас, тоже известно. Смотри, Родион, если что, я к тебе мертвый приду.

– О чем вы, Тихон Иванович! – с досадой отозвался Анисимов. – Меня просто ошеломила неожиданность, вы посреди этого хаоса…

– Ладно, идем.

Вернувшись в затемненную комнату минут через десять, Анисимов тяжело опустился на стул, ему хотелось выпить, но он не мог сейчас двинуться с места, сидел, закрыв глаза, и только появление жены словно пробудило его. Он достал из шкафчика бутылку, налил чуть ли не целый стакан и, отмечая его успокаивающую тяжесть, быстро выпил, не закусывая и не хмелея.

– Родион, – спросила Елизавета Андреевна, – в самом деле Брюханов?

– Черт его принес на мою голову…

– Родион, помнишь наш последний разговор?

– Разве я не понимаю, Лиза, – понизил голос Анисимов. – Не считай меня идиотом. Невыносимо, Лиза, он еще и сегодня командует, пообещал прийти ко мне мертвым, в случае чего… врет, врет, оттуда уже никто не приходит. – Возбуждаясь, Анисимов быстро мерил комнату из угла в угол. – Властители, кругом властители! Сколько их было до нас и сколько будет? Непостижимо! И этот наполеончик со своим игрушечным топориком! Все туда же, туда же. – Наслаждаясь своей откровенностью, возможностью высказаться, Анисимов зло встряхивал головой, словно находился, на трибуне, под тысячами взглядов, как когда-то во взвихренном, пронизанном февральскими ветрами Петрограде.

– Родион, ты опять!

– Ненавижу, ненавижу, всех бы их в порошок!

– Что ты хочешь делать, Родион, – испугалась она, – опомнись, последнюю грань безнаказанно перешагнуть никому не дано…

– Что ты всполошилась, ладно, ладно, – вяло, уже без прежнего подъема согласился Анисимов. – Дай мне хоть выговориться, нельзя же все время одному. Уйдет целым и невредимым, ни один волос с его драгоценного черепа не упадет. За него бы дорого заплатили, только у меня свои расценки. Кто мог бы подумать, что у меня под полом запрятан золотой гусь. Чистейшей пробы. Попомните вы еще Родиона Анисимова, зря вы им пренебрегли. И потом, если уж я обещал… Об одном тебя прошу: не мешай. Я и сам люблю крупные ставки, от них кровь быстрее в жилах бежит.

– Хорошо, Родион, я рада, что сама судьба ринулась нам на помощь, смотри, такой час не повторяется. – Елизавета Андреевна притронулась ладонями к своим впалым щекам, как-то издалека глядя на оживленного, в сильном волнении мужа. – На последнем круге тебе всегда везло.

– Не отрицаю, повезло. – Анисимов засмеялся коротко и неприятно. – И еще повезет, неправда, что везет дураку, в этой жизни везет только умному. Я оставлю этого золотого тельца для будущего, он слишком дорог для обыденного употребления. Эта пища для крайней минуты, когда ничего другого уже не осталось. Как ты умеешь смотреть! Сколько лет прожили с тобой, не привыкну.

– Не до шуток мне сейчас. – Елизавета Андреевна поморщилась, хотела сказать что-то еще, но Анисимов, возбужденный и помолодевший, прервал ее, прищелкивая пальцами.

– Шутки? Нет, нет, Лиза, тем более это уже не игра! Точный расчет, точный, заметь себе, и предвидение, основанное на этом расчете. Только так можно жить, обходя пропасти…

– Кажется, раньше ты говорил: не обходить пропасти, а заполнять их? Опять стреляют. – Елизавета Андреевна прикрутила фитиль в лампе, и беспокойные, резкие тени на стенах померкли. – Сегодня всю ночь напролет стреляют.

– Чутье ищеек! – Анисимов опять сухо пощелкал пальцами. – Пусть их… Лакомый зверь завалился в берлогу. Каждому хочется свой кусочек распробовать… но дураки давно перевелись! Им сегодня ничего не достанется.

– Смотри, Родион, прошу тебя, держи себя осмотрительней, ты, когда надо, все умеешь, – испугалась Елизавета Андреевна. – Сердце сегодня у меня не на месте, что ты задумал?

Анисимов отрешенно посмотрел на нее, нехорошо, одними губами улыбаясь; в голове у него рождались идеи, планы, один лучше другого; удача совершенно преобразила его, во всем облике проступила энергичность, снисходительность и даже прежняя значительность.