— По твоему предложению я вон не пойду, тебе высылать меня непригоже.

В ответ Скорняков-Писарев зачитал царский указ, предписывавший производить рассмотрение дела без родственников, являвшихся должностными лицами учреждения.

Шафиров заупрямился:

— Ты меня, как сенатора, вон не вышлешь, и указ о выходе сродникам к тому не следует.

Вице-канцлер распалился настолько, что уже не контролировал свои слова.

— Ты мой главный неприятель, и ты вор, — энергично жестикулируя, кричал он Скорнякову-Писареву.

В перепалку включились Меншиков и канцлер Головкин, державшие, разумеется, сторону обер-секретаря.

— Вы и все мне главные неприятели, и потому вам об этом приговаривать не надлежит!

— Ты, пожалуйста, меня не убей, — подзадоривает Меншиков.

— Тебя убить! Ты всех побьешь, — парирует Шафиров.

Меншиков, Головкин и Брюс демонстративно покидают Сенат, давая понять, что они оскорблены поведением Шафирова и не могут долее терпеть его непристойных выходок. Оставшиеся сенаторы объявили, что они готовы продолжать заседание, но тут поднялся Скорняков-Писарев:

— Я тоже ухожу, меня Шафиров назвал вором.

Заседание Сената было сорвано. Через день Меншиков подал мнение, что Шафиров должен быть отрешен от Сената. Присутствовавшие занесли это мнение в протокол, но не решились отстранять Шафирова от должности, на которую его назначил царь. Из осторожности предпочли ожидать возвращения Петра.

На что рассчитывал Шафиров, вступая в открытую схватку с всесильным Меншиковым? Быть может, Шафиров вынашивал дерзкую мысль свалить временщика, репутация которого в глазах царя много раз находилась под угрозой? Но дело могло обстоять и проще: Шафиров с годами утратил умение сдерживать свои страсти, разговаривать с обворожительной улыбкой и вовремя прикусить язык. Как бы там ни было, но свара возобновилась недели через две.

У Шафирова было достаточно времени, чтобы поразмыслить о ее возможных последствиях, но он вновь дал волю языку, поддевая то одного, то другого противника.

— Надобно слушать дела, — сказал обер-прокурор, открывая заседание Сената.

— Боже милостивый, мне тебя слушать! — воскликнул Шафиров.

Какую-то реплику подал Меншиков, но тут же получил недвусмысленный намек на собственные злоупотребления.

— Я, — говорил Шафиров, — в подряде не бывал, и шпага с меня снята не была.

Происшедшее в Сенате стало известно Петру, и Шафиров, и Скорняков-Писарев отправили царю донесения с взаимными обвинениями. Петр, возвращавшийся из Каспийского похода, велит Сенату разобрать конфликт. Специально созданная комиссия, получившая название Высшего суда, начала следствие. Шафиров вскоре обнаружил, что дело его проиграно, и обратился к Петру с челобитной: «слезно прошу прощения и помилования в преступлении моем». Он признал, что нарушил закон и тем, что не вышел из зала заседаний Сената, и тем, что велел выдать брату повышенное жалованье.

Суд вынес суровый приговор: казнить Шафирова. Судьи руководствовались упоминавшимся выше указом 17 апреля 1722 года, в котором царь называл законы «фортецией правды» и определял самую строгую меру наказания тем, кто толкует их «вкривь и вкось» и тасует их, подобно картам, «прибирая масть к масти».

В морозное утро 15 февраля 1723 года Кремль был запружен толпами людей: москвичи пришли смотреть на казнь сенатора и вице-канцлера Шафирова — к эшафоту на простых санях привезли осужденного, зачитали приговор суда. Очевидец записал: Шафиров «по русскому обычаю обратился лицом к церкви и несколько раз перекрестился, потом стал на колени и положил голову на плаху, но прислужники палача вытянули его ноги так, что ему пришлось лежать на своем толстом брюхе». Взвился топор, однако палач вонзил его в плаху. После этого секретарь Сената зачитал царский указ о замене смертной казни ссылкой в Сибирь.

Ссылка в Сибирь была заменена ссылкой в Новгород, где Шафиров вместе с семьей должен был находиться под строгим караулом. Освобожден он был из ссылки уж после смерти Петра. Понесли наказания, правда легкие, и прочие сенаторы, поддерживавшие Шафирова: князья Голицын и Долгорукий. В ноябре 1723 года Петр издал еще один указ, определявший поведение сановников в Сенате: «Ежели кто из чинов сенатских такое упрямство учинит против указов, как Шафиров учинил в Сенате 31 октября 1722 года, такого, объявя в Сенате, арестовать».

Наказан был и Скорняков-Писарев. Поначалу Петр приказал разжаловать его в рядовые и лишить деревень, а затем он получил назначение на должность главного смотрителя при строившемся Ладожском канале. На этом поприще он тоже не заслужил одобрения царя. В мае 1724 года Петр поручил сказать бывшему обер-прокурору: хотя он «за дерзновение» в Сенате довольно наказан и был бы достоин восстановления в чинах, но в «канальном» деле обнаружил недосмотр и потачку. В связи с коронацией Екатерины Скорняков-Писарев получил полковничий чин и половину конфискованного имущества.