Эйкен: Придешь?

Элизабет: Успокойся, дорогой. Приду. Минанан доставит меня, Дионкет и Крейн тоже не откажут. Мы поможем тебе.

Эйкен: Приди одна! Только одна. Никто не должен знать! Никто не должен знать!

Элизабет: Одна я не справлюсь, у меня не хватит сил. На Рио-Дженил, после сражения с Фелицией, мы лечили тебя втроем. Доверься нам.

Эйкен: Ты действительно придешь?

Элизабет: Да. Теперь послушай: место нужно выбрать скрытое. Ни в коем случае нельзя использовать сигма-поле. Эта штука — яркий маяк для любого дальновидца. Марк не должен даже подозревать, что я сотрудничаю с тобой.

Эйкен: Никто не должен знать! Прежде всего Он! Унизительно и смешно. Кто-то ловко подшутил над самым отчаянным шутником!

Элизабет: Есть еще одна веская причина для сохранения тайны. Я в состоянии исправить только общую схему. Так сказать, ментальную схему. Если удастся, подтолкнуть процесс.

Эйкен: Я неизлечим?

Элизабет: Я этого не сказала. Если все сложится успешно, ты сам сможешь освободиться от видений и восстановить свои метаспособности. Ты должен помочь себе сам. Нельзя, чтобы твои враги пронюхали о твоей нынешней слабости.

Эйкен: Никто не должен догадываться. Как мне стыдно.

Элизабет: Я говорила с Минананом. Он подсказал, где найти укромное местечко. В двух сотнях километров к северо-западу от развилки (изображение). Это брошенная фирвулагами пещера. «Маленький народ» ушел оттуда примерно столетие назад.

Эйкен: Я знаю о ней. Ты хочешь, чтобы мы там встретились?

Элизабет: Постарайся быть в пещере до захода солнца. Пятого сентября. Кажется, Марк способен совершать d-переход только ночью, когда нет солнца.

Эйкен: Они тоже приходят ночью. Несмотря на защитное поле.

Элизабет: Скоро тебе будет легче.

Эйкен: Ты уверена?

Элизабет: Нет. То, что происходит с тобой — я имею в виду накопление метаэнергии, — не имеет прецедента. Постараюсь сделать все, что в моих силах.

Эйкен: Пожалуйста. Пожалуйста. Сделай хоть что-нибудь. О, Элизабет, они такие прилипчивые, такие страшные. Я сам себе неподвластен. Они контролируют меня это больше чем я сам сурово обращаются со мной делают из меня раба этого заставляют ненавидеть это потому что я использую это я не знаю что произойдет не догадываюсь почему как это происходит…

Элизабет: Убеди себя, что все это — иллюзия, сон, выдумка.

Эйкен: С моим телом ничего не случилось?

Элизабет: Не случилось, дорогой. Успокойся. Жди меня в пещере. Все будет хорошо.

Эйкен: Хорошо.

Элизабет: До свидания, Эйкен. До свидания, несчастный полубог, бедный неистовый Локи, доисторический глупец. Бедный, бедный Амон-Ра, несчастный Итифалликос. Теперь-то нам известно, что значит жить среди мифов. Мы же сами выбрали этот мир.

Сразу, как только Элизабет, Дионкет и Крейн, подхваченные Минананом, пересекли долину Прото-О и направили полет к Большой Южной дороге, впереди над Пиренеями открылся мощный грозовой фронт. Облака тесно скучились на северных склонах — гигантская наковальня, где выковывались молнии и громы. Ослепительной, ангельской белизны шапки, вознесенные в стратосферу, ниже темнели и в лучах угрюмого, уходящего в океан солнца медно подсвечивали западными боками. В теснинах между тучами царил густой лиловый полумрак — там вспыхивали зарницы, грохотали тяжелые раскаты грома. Неумолкающий грохот слился в единый божественный гул.

— Не беспокойтесь, мы успеем забраться в пещеру до дождя, — успокоил Элизабет Минанан.

— Неужели ужасная жара наконец закончилась? — отозвалась женщина. — Вот и лето прошло.

— Ты огорчена? — удивился Дионкет. — Я нахожу, что немного прохлады нам не помешает. То ли дело у нас, на Дуат. Мы привыкли к более влажному климату. Может, пора устроить так и на Земле?

— А-а, ты же один из первых пришельцев, — рассмеялся Крейн. — Ностальгия по могилам предков одолела?

— Зря смеешься, парень. — Минанан поддержал Дионкета. — Дуат была куда более приятным местом, чем эта планета. В атмосфере постоянно висела легкая дымка, смягчающая жар нашего светила. Там никогда не было таких долгих, изнурительных засух и бесконечных сезонных дождей. На Дуат дождь шел в строго определенное время — распорядок никогда не нарушался. И температура редко опускалась ниже нуля, разве что в момент пребывания планеты в афелии.

— Он рассказывает о нашей родине, — объяснил Дионкет женщине. — Мы жили в основном в экваториальных областях, а фирвулаги — ближе к полюсам, в горах. Там много гор. Если честно, то обитель врагов была страшным местом. Там всегда царила зима.

— На Дуат нет смены времен года? — удивилась Элизабет.

— Они были едва различимы, — ответил Главный Целитель. — Наша планетарная ось имела минимальный наклон.

— Тот мир был на редкость удобен, постоянен, тысячелетиями ничего не менялось, все было известно заранее. И питомцы Дуат были спокойны, упрямы, неторопливы. А вот наши колонисты, осваивая межгалактическое пространство, расселялись на более бурных, экзотических планетах. В конце концов они и выступили против предложения отцов-основателей Галактического Содружества, когда жители Дуат выступили с предложением оживить древний культ религии сражений.

— Бреда что-то рассказывала мне из вашей истории. — Элизабет внимательно вглядывалась в приближавшийся грозовой фронт. — Интересно, жители и выходцы с Дуат были единственной разумной расой в галактике?

— Нет. Мы были единственными разумными существами, осваивавшими дикие планеты, — ответил Дионкет, — но кроме нас в галактике существовала другая форма жизни. Это были Корабли.

— Корабли? — Голос Элизабет зазвенел от удивления. — Невероятно! Хотя, помню, у Бреды была стеклянная модель. Как же в пустоте могла развиться высокоразумная жизнь?