Жихарь положил меч, подошел к пеньку, опустился на одно колено и поставил на срез согнутую в локте десницу. После некоторого колебания Принц присоединился к нему. Ладонь у него была поуже и подлиннее Жихаревой, но твердая и ухватистая. Жихарь наскоро объяснил несложные правила и призвал Будимира в чин судьи:

— Который станет мошенничать, он глаз попортит!

Пень был просторный, крепкий — видно, остался с тех времен, когда на месте сосен росли дубы, навидался этот пень, поди, всякого. И дожить бы ему до лучших времен, когда бы не эти двое. Столько силы было в их правых руках, и так долго никто никому не уступал, что деревянное тело пня не выдержало, треснуло и раскололось на две половинки. При этом Жихарь и Принц со всего маху столкнулись головами так, что потеряли сознание.

Петух-судья подошел и вежливенько тюкнул Жихаря в шлем. Богатырь сразу открыл глаза. Из носу текла кровь. Не лучше был и Принц, того пришлось петуху обмахивать крыльями.

— Продолжим? — гундосо вопросил Жихарь.

Принц замотал головой.

— Правильно. Пока ничья не взяла. Гляди-ка, кровушка наша на траве смешалась — мы теперь побратимы!

Принц с трудом приходил в себя.

— По закону, — прохрипел он, — по закону, сэр Джихар, для братания кровь пускают из руки…

— А нос-то чем хуже? Он даже главнее! Без руки жить неловко, а без носа вообще стыд и позор… сэр, — добавил он после раздумья.

— Никогда не слышал ни о чем подобном, но, похоже, вы правы, сэр брат, — сказал Безымянный Принц, протягивая Жихарю руку. Оба встали и умылись, поливая друг другу из фляги.

Потом проверили, что стреляет дальше — арбалет или самострел, и вышла победа самострела.

— Ничего, дорога длинная, ты еще себя окажешь, — утешил Жихарь Принца, когда они уже тронулись в путь и Будимир занял положенное ему место на шлеме. — Кстати, растолкуй-ка мне, братка, как ты без имени-то остался?

…Жихарь не ошибся, дорога и в самом деле была длинная, зато повесть у Принца короткая — некий король соблазнил чужую королеву, ребенка же от стыда унесли в лес, где вместо волков его нашли и воспитали тамошние волхвы, именуемые друидами. Старики нипочем не хотели говорить Принцу, кто его отец и мать, дескать, в свое время сам узнает, но воспитывали честь по чести, как царское дитя.

— Видите ли, сэр Джихар, на земле столько королевств, что мудрено их объехать до конца жизни, — жаловался Принц. — Я знаю только, что в моей вотчине есть такой особый камень. Когда на него воссядет законный наследник престола, то есть я, камень издаст громкий крик.

— Не беда, найдем твой камень, как его не найти, — сказал Жихарь. — А я просто скажу — сирота я, отца и матери не знаю, и племя мое даже где-то потерялось, и никаких царей-королей я себе в родову силком тащить не буду. Воспитали меня Кот и Дрозд в глухом лесу. Только это не настоящие Кот и Дрозд. Хотя, правду сказать, у Кота глаза были зеленые и зрачок стрелочный, а Дрозд при случае мог и полететь куда надо. И знаешь, братка, — оживился он, — это даже хорошо, что мы с тобой сироты!

Принц поглядел с недоумением.

— Хорошо, хорошо. Мне Дрозд объяснил, а он все книги превзошел и все языки.

И у додревнего мудреца вычитал, что всякий младенец, лелеемый отцом-матерью, только и мечтает, собака такая, как бы батюшку родного порешить, а над матушкой нечестистым образом надругаться. Ну, у чада руки коротки и все остальное, мечты своей он исполнить не может и от этого страшно злобствует, а потом эта злоба в нем живет до самой смерти… А мы, сиротки, добрые-предобрые…

Принц изумленно покачал головой:

— Вот уж не думал, что это учение дошло и до ваших краев…

— Так у вас его знают? — разочаровался Жихарь.

— Можно сказать, рехнулись на нем, сэр брат. Я верно подобрал слово?

— Верно… Значит, правду говорил Дрозд. Эх, какие они вояки были — самому Дыр-Танану под стать!

— О, и вы преклоняетесь перед этим героем? Кстати, сэр брат, ведь Дыр-Танан тоже спервоначалу вызвал троих своих друзей на поединок, а потом на них напали воины злобного Координала, и дружба родилась в сражении…

— Ну, сражений на нашу дорогу хватит, — сказал Жихарь.

— Вы говорите так, словно это вас не радует, сэр брат. Но разве не прекрасно погибнуть на поле брани во имя высоких и благородных целей?

— Верно, — сказал Жихарь. — Лежишь на траве, черева наружу, и голова, заметь, отсеченная, со стороны на все это любуется… Куда как прекрасно!

— Но мудрецы древности учат, что красота может быть и не наружная, она внутри человека…

— Внутри человека кишки, — мрачно ответил Жихарь и загрустил от бесспорной своей правоты.

Неведомо, до каких высот любомудрия дошли бы всадники, если бы впереди, прямо на дороге, не показался большущий серый валун, украшенный полустершейся надписью:

Дорога за камнем расщепилась натрое.

— Хоть бы раз поймать за руку того, кто вот так вот балуется на дорогах, — сказал Жихарь. — Это ведь не то что кусок мела взял и краткое срамное слово начертал для смеху. Нет, сидел ведь, долбил не день и не два…