— Любезный, — сказал я, — вы из свиты покойного Великого князя?

— Я являюсь, а точнее, был камердинером господина де Стейхлера, мосье, — ответил он.

Я показал ему свою визитную карточку.

— Для меня господин де Стейхлер — Великий князь Иван. Были ли с ним другие слуги? — спросил я. Хотя мне и был известен ответ.

— Нет, мосье.

— Где и когда он почувствовал себя плохо?

— В театре «Кокерико» на Монмартре, приблизительно в четверть одиннадцатого, сегодня вечером.

— Кто его сопровождал?

— Никто, мосье. Его высочество был в ложе один. Я получил указание приехать за ним на автомобиле в одиннадцать часов.

— И что же было дальше?

— В четверть одиннадцатого позвонили из дирекции театра, чтобы сообщить, что его высочество почувствовал себя плохо и что уже послали за врачом Я сразу же приехал па автомобиле и нашел его лежащим в одной из артистических уборных, куда его отнесли. Там же находился и врач. Великий князь был без сознания. Мы отнесли его в машину…

— Мы?

— Доктор, директор театра и я. Как заявил врач. Великий князь был еще жив, хотя мне показалось, что он уже умер. Но когда мы уже подъехали к гостинице, врач, который с тревогой следил за самочувствием его высочества, воскликнул: «Господи! Все кончено. Какая катастрофа!»

— Он умер?

— Он умер, мосье.

— Кто его осматривал?

— Мы обзвонили половину докторов в Париже, мосье, но было слишком поздно.

Славный Казимир не выдержал. Из его глаз хлынули слезы. Я поднялся на лифте в апартаменты, в которых лежал Великий князь. Здесь было трое докторов, один из них был как раз тот, о котором говорил Казимир. На их лицах был написан испуг.

— Это — сердце, — заверил меня тот доктор, которого вызывали в театр. — Мы считаем, что у него было больное сердце.

Они были единодушны в своем мнении.

— Он, должно быть, испытал сильное эмоциональное потрясение, — сказал другой доктор.

— Вы уверены, что смерть наступила естественным путем, господа? — спросил я.

У них не было в этом никакого сомнения.

— Говорил ли Великий князь что-нибудь, что подтверждало бы вашу точку зрения относительно сердечного приступа?

— Нет. Когда он вышел из ложи, то потерял сознание и больше не приходил в себя. Имеются показания свидетелей, медицинское обоснование и другие документы для ознакомления заинтересованных лиц, но совершенно очевидно, что смерть Великого князя объясняется естественными причинами, и мои старания помочь ему были бесполезны. Позвольте нам осмотреть его тело.

В ту же ночь, когда умер Великий князь, я покинул гостиницу и присоединился к человеку, который прослушивал телефонные разговоры с кафе.

В течение этого вечера пришло сообщение для грека, изготовителя сигарет, о том, что украдено несколько тюков турецкого табака — полезная, но второстепенная информация, не представляющая для меня особого интереса. Я знал, что было бы бесполезно допрашивать Мигуэля, хотя и подозревал, что он является членом организации «Скорпион». Любой постоянный клиент этого заведения мог получить разрешение на то, чтобы ему звонили в это кафе, за весьма умеренную плату.

Менее опытный криминалист, чем я, мог бы решить, что он введен в заблуждение серией поразительных совпадений Помните, у медицинских экспертов не было и тени сомнения в смерти Великого князя от сердечного приступа. Его личный врач прислал письменное свидетельство о том, что у него наследственная болезнь сердца, которая могла привести к фатальному исходу, правда только при чрезвычайных обстоятельствах. Правительство его страны, которое прежде имело основание подозревать, что будет совершена попытка покушения на жизнь Великого князя, было удовлетворено заключением экспертов. Так-то вот! А я нет.

Я допросил директора театра «Кокерико». Он признался, что жизнь мадемуазель Зары эль-Хала в продолжение всего ее пребывания в театре была окутана тайной. Ни он, ни кто-либо другой из персонала театра не входили в ее артистическую уборную, а она никогда ни с кем не общалась, за исключением режиссера и дирижера. Они разговаривали с ней о музыкальном сопровождении, об освещении и других сценических эффектах. Она прекрасно говорила по-французски.

Такое положение вещей было почти невероятным, но с ней считались потому, что эта танцовщица, имевшая весьма скромное жалованье, за несколько дней увеличила сборы театра вдвое и своими выступлениями привлекла внимание публики. Она написала в «Кокерико» из Марселя, вложив в конверт вырезки из газет и другие обычные в таких случаях материалы, и была сразу же ангажирована на неделю. Она оставалась в театре в течение двух месяцев и могла бы, если бы захотела, остаться в нем навсегда, как меня заверил несчастный директор, он даже был готов увеличить ей жалованье в пять раз.

Теперь выяснился любопытный факт. На всех фотографиях лицо Зары эль-Хала было прикрыто на восточный манер; надо сказать, что она носила белое шелковое покрывало, совершенно скрывавшее ее лицо, за исключением чудесных глаз. На сцене она выступала с открытым лицом, но на фотографиях оно присутствовало обязательно.

А знаменитая фотография, которую она послала Великому князю? Он ее в бешенстве уничтожил, вернувшись из Булонского леса после стычки с Чанда Лалом.

В конце концов Провидение, а не разум, приводит нас к пониманию действительно великих преступников, неутомимый рок ходит за ними по пятам, это от него они напрасно пытаются скрыться. Прошло много времени после похорон Великого князя, и, когда я почти забыл о Заре эль-Хала, я был однажды в опере с известным французским ученым, который случайно спросил о преждевременной кончине (происшедшей несколько месяцев назад) норвежца Хенрика Эриксена.