— Я бы хотел принять ванну, Мэг, и я оставил Мэнипенни в Лондоне. Не могли бы вы проводить моих гостей в их комнаты, а потом попросить кого-нибудь, чтобы мне приготовили ванну?

— Это и весь ваш багаж? — В голосе экономки вдруг зазвучала надежда. — Может быть, остальное, прибудет позже, вместе с другими?

Он понял, что она имеет в виду других гостей и слуг, которые обычно приезжали на большие торжества.

— Других не будет, и другого багажа не будет тоже. Мы заглянули только на пару дней, Мэг. Простите.

Джеф уже собирался уходить, когда Парментер окликнул его:

— Прошу прощения, милорд, но мне хотелось бы узнать о здоровье его светлости. Мы почти ничего не слышали о нем с лета, когда с ним случился этот приступ…

Сообразив, как мало он, в сущности, думал об отце, Джеф снова почувствовал угрызения совести.

— Ему намного лучше, спасибо. Сердце его вроде бы стало покрепче, и он уже выходит на прогулку. Я проводил с ним много времени в Рождество, и меня порадовало, что здоровье его, по-видимому, улучшилось.

— У него такой здоровый цвет лица, — вмешалась леди Клементина, — но он отказывается бросить свою трубку.

— А, ну это ничего, — согласился Парментер. — Должен же мужчина отстаивать свои интересы, в конце концов, хм-м-м?

— Вот-вот, — поддакнул Чарльз.

Джеф схватил его за рукав и потащил за собой, добродушно бормоча:

— Ну, ты, осел несчастный! Терпеть не могу, когда ты пускаешься в философские рассуждения. Приходи потом, выпьем у меня по стаканчику, договорились?

— А как же леди Клементина?

— Она прекрасно может выпить и у себя.

Боковые крылья поместья Сандхэрст с обеих сторон охватывали квадратный внутренний двор с архитектурным садом, шпалерами и каменными скамьями. Внутри дом представлял собой лабиринт комнат, среди которых было двадцать опочивален, громадный двухэтажный холл со сводчатым потолком, длинная галерея, с одной стеной, завешанной фламандскими гобеленами, и с окнами в другой, выходившими во двор, и великолепная библиотека. Одним из главных украшений поместья была необыкновенно искусная резная деревянная отделка, восходившая к шестнадцатому веку.

Утомленный великолепием верхних покоев, Джеф год назад решил перебраться в нижний этаж. Ему нравилось находиться подальше от других гостей, когда они бывали в доме, и он любил высокие французские двери, выходившие на каменную террасу. У него была также кладовая шестнадцатого века, которую он превратил в ванную в мавританском стиле, где отделанная изразцами ванна-бассейн была вделана прямо в пол. Синие и охристые керамические плитки покрывали стены причудливым разноцветным узором, а сквозь цветные витражи окон струились радужные солнечные лучи.

Одним из самых больших наслаждений для Джефа было подолгу нежиться в своей ванне, хотя он успел побывать здесь всего несколько раз, прежде чем уехать в Америку. Теперь он вышел из наполненной паром ванны, завернувшись в махровый халат; его золотисто-кашатановые волосы были влажные и слегка вились.

Чарльз Липтон-Лайенз стоял у камина, где уже бушевало веселое пламя.

— Я принес бренди, — сказал он, чуть приподнимая свой бокал.

Присоединяясь к нему, Джеф примостился на краешке гигантской кровати под балдахином, отпив немного из своей рюмки.

— Теперь, когда мы приехали, чем ты предлагаешь заняться?

Чарльз засмеялся:

— А я думал — ты здесь хозяин! Погода, по-моему, явно неподходящая для крокета, а для игры в бридж нужны четверо. — Он помолчал, потом добавил: — Мне показалось, ты выдумал эту поездку внезапно, в последнюю минуту… будто тебе не терпелось уехать из Лондона. Это ведь не связано с гастролями шоу «Дикий Запад», а?

— Ты разговаривал с Мэнипенни?

— Нет, но у меня достаточно ума, чтобы предположить — приезд Коди в Лондон может напомнить тебе о Вайоминге… и об этой, хм… девушке с ранчо. Как там ее зовут?

— Шелби, — произнес он, и в горле у него стало сухо. — И перестань называть ее «девушкой с ранчо».

— Прости, старина. Я не хотел обижать тебя, но тебе и в самом деле пора с этим покончить, разве я не прав? Это нечестно по отношению к Клемми. Ты только и делаешь, что мечтаешь об этой девушке, когда тебе следовало бы подумать о свадьбе.

Чарльзу нелегко было заставить себя говорить все это, так как совершенно очевидно было, что леди Клементина не более влюблена в Джефа, чем он в нее. Чего Чарльз действительно хотел — так это найти способ расшевелить своего старого друга.