Легонько потянув ее за руку, он помог подняться и распахнул дверь.

— Ты забыл машину поставить, — вдруг вспомнила Алена.

— Да?

— Да.

Они стояли по разные стороны у двери.

— Поставлю потом, — решил Кирилл и вошел следом за ней, — я хочу показать тебе дом.

Вообще-то, ничего подобного он не хотел. А если и хотел, то в пятую очередь. Нет, в девяносто пятую.

На губах у нее дрожала нерешительная, ласковая улыбка, и больше всего на свете ему хотелось попробовать каково это — целовать ее радость.

И печаль тоже. И растерянность, и сомнения, и непонимание, и усталость — узнать, какие они на вкус, и разделить их с ней, и открыть свои.

Черт возьми! Ну, кто решил, что это ему не нужно, и немыслимо, недостижимо, и никогда не случится того, чему он никак не мог дать названия, что смутно представлял, о чем так жадно мечтал последние недели.

Чтобы она была рядом, так близко, что он смог бы, наконец, понять, почувствовать, увидеть, бывают ли чудеса. Возможно ли кого-то пустить в свою жизнь, а самому войти в чужую, и перепутать их, совсем непохожие друг на друга. И просыпаться оттого, что затекла рука под ее попкой, и потешаться над серьезным видом, с которым она усядется впервые за руль, и злиться, когда она в темноте будет стучать спицами, и тревожиться, если задержалась в магазине. Валяться до обеда в кровати в редкие выходные, щелкать каналами и пить остывший кофе из одной чашки, бродить по городу, взявшись за руки, спешить на работу и сталкиваться лбами, и орать раздраженно, и сопеть в притворной обиде, пока она не догадается оттрепать его за уши, а потом поцелует так, что он будет торопиться с работы за продолжением.

У него — сестра, дом, джип и… что там еще?

У нее — дочь, сбежавший муж-ворюга, русская литература и километры пряжи, неизвестно куда ведущие.

И сложить это трудно. Зато он знает, что будет в сумме.

Или ему просто хочется в это верить?

— Давай пальто, — сказал Кирилл, но она отступила в глубь холла, и оттуда прогудела встревоженно:

— Ташка! Ташка, ты где? Вечно с ней так! — обернулась к нему Алена. — Оставить на секунду нельзя, уже исчезает.

— Ромка ей бассейн показывает, — успокоил Кирилл, — ты сегодня снимешь пальто или у вас принято ужинать в верхней одежде?

Алена пробурчала, что его ирония неуместна.

Раздеваться ей вовсе не хотелось. Под пальто был новенький, но совершенно никчемный костюм — бесформенная блуза и юбка колом. Уроки вести — в самый раз.

Она ведь не знала, что предстоит ужин. Ее давным-давно не приглашали ужинать. Тем более, в такой… мм… приятной компании.

— Куда повесить? — спросила Алена, кое-как стащив с себя пальто и прижав его к груди, как последнюю защиту.

— Давай, — развеселившись, Кирилл потянул его к себе.

Некоторое время она сопротивлялась, потом отпустила.

Ну, и черт с ним! Он, конечно, сейчас же увидит, как она нелепо одета, и что фигуры у нее нет никакой, тоже увидит, а когда она снимет сапоги, вообще получится ерунда! Туфли надеть не догадалась, так что придется жить в чужих тапочках.

Просто блеск! Мало того, что лифчик заштопанный, волосы растрепались на ветру, юбка колом, блузка висит мешком, так еще и в тапках!

Чучело!

— Не разувайся, — разрешил он.

Это был выход. Но в сапогах она тоже чувствовала себя неловко.

Наверное, надо присоединиться к остальным и сразу нырнуть в бассейн! Ах нет, тоже нельзя! Купальника нет, а лифчик с заплатками. Никакого выхода!

— Твоя дочка решила, что я — актер, — внезапно признался Кирилл, напуганный странным выражением ее лица.

Будто только что ей сообщили очень печальную новость.

— Актер? — переспросила она и на секунду забыла, что должна переживать по поводу нижнего белья и неудавшегося наряда, — а что, ты на самом деле похож…

— Это комплимент? — уточнил Кирилл, прищурившись.

Появление Ташки избавило ее от необходимости пояснить.

— Мам, ну ты чего? Мне дядя Рома бассейн уже показал, там такой охренительный фонтан, и глубина — десять метров, представляешь? Не то что у нас в школе! Полный отстой! А ты чего в сапогах еще? Тетя Оля тыщу раз уже орала, что стол накрыт, и…

Алена почувствовала, как привычно начинает гудеть голова, а при упоминании «охренительного» фонтана и «полного отстоя» затеплились щеки, и стало ясно, что лучше бы дочь полюбовалась на бассейн еще немного.

Сюда бы Макаренко с его педагогической системой, пусть бы помучался!

— Ташка, прекрати, пожалуйста, выражаться, как сапожник, — прошипела она дочери, которая тем временем испытывала перила на предмет скольжения.

Перила оказались хороши, и Ташка съехала еще раз. Кирилл захохотал и выдвинулся из полумрака прихожей.

— Давно хотел так попробовать, да все не решался, — сказал он Ташке, — слушай, а не больно?

Ташка чуть смутилась, сообразив, что хозяину дома могло такое обращение с интерьером и не понравиться. И теперь он просто из вежливости интересуется подробностями. Взрослые они же жуть как вежливы! Даже если злятся!