То, чего нельзя получить даже за большие деньги, можно получить за очень большие деньги.

Начальник информационного центра Олег Зотов раскатывал на роликах офисного кресла вдоль стенда, на котором было смонтировано с десяток экранов, системных блоков, серверов и прочей хитроумной электроники. На мягкий стук бронированной двери Зотов недовольно обернулся, кивнул: "Секунду!" - и затрещал клавишами компьютерной деки, не отрывая взгляда от монитора.

– Полный облом, - сообщил он.
– Индекс Доу-Джонса вошел в штопор. И в Токио, и в Сингапуре.

– Что это значит?
– спросил Голубков.

– Это значит, что правительству Кириенко придет гвоздец. Гораздо раньше, чем мы просчитывали. На вашем месте, Константин Дмитриевич, я не стал бы сейчас покупать российские ценные бумаги.

– Спасибо, что предупредил. А то я как раз собирался бежать в банк. Кто дежурит на красной линии?

– Приходится мне.

– Чем занимается Ермаков?

– Работает. Отстранить?

– Ни в коем случае. Пусть работает. Но если придет и скажет, что ему нужно в больницу к отцу или еще что, - отпусти.

– А он придет?

– Думаю, да.

Голубков прошел в торец длинного бетонного коридора и остановился перед боксом, в котором работал лейтенант Ермаков.

Не лежала у него душа к тому, что он собирался сделать. Ему нравился этот парнишка. И больше всего нравилось то, что он сказал отцу. Он сказал ему не "Что делать?" или "Что ты будешь делать?". Он сказал: "Что будем делать?"

Полковник Голубков вошел в бокс.

Увидев на пороге начальника оперативного отдела, лейтенант Юрий Ермаков поспешно встал, на его лице отразилась сложная гамма чувств. Испуг, настороженность, обреченность. К обреченности примешался вызов. Хмуро, исподлобья смотрел он на седого сухощавого человека с озабоченным просто душным лицом, который сейчас олицетворял для него судьбу.

– Ты чего на меня уставился, как партизан на допросе?
– удивленно спросил Голубков.
– Сиди-сиди. Не помешаю?

– Нет, товарищ полковник.

– Помоги-ка мне кое в чем разобраться. Помнишь, ты расшифровывал и переводил мой разговор в Будапеште? С человеком из ЦРУ?

– Да, помню.

– Тут какая-то неувязка.
– Голубков разложил на столе бумаги, нашел расшифровку.
– Смотри, здесь написано: "Мы разрабатываем широкомасштабную операцию". Так?

– Ну?

– А мне почему-то кажется, что он сказал по-другому. Правда, с моим английским я мог не понять. Давай-ка проверим.
– Голубков дал лейтенанту кассету с магнитозаписью будапештской встречи.
– Найди это место.

Ермаков погонял пленку вперед-назад и остановил запись на "паузе".

– Вот, нашел.

– Крути.

В динамике прозвучало:

– "We have cultivated..."

– Стоп, - сказал Голубков.
– Это же прошедшее время? Или как правильно - совершенное? Так?

– Ну да, - подтвердил Ермаков.
– Тем более "we have". Про несовершившееся событие он сказал бы "we are".

– А почему же ты написал: "разрабатываем"? Это же ты написал?

– Я.

– Тебя я и спрашиваю - почему?

– Виноват, Константин Дмитриевич. Немного ошибся.

– Жопа с ручкой!
– всерьез, без всякого притворства разозлился Голубков.
– Немного ошибся! Знаешь, какая цена может быть у этой ошибки? Я читаю: "Мы разрабатываем операцию". Решаю: можно рискнуть упредить втиснуться между "cultivating" и "cultivated". И куда я втискиваюсь?

Лейтенант Ермаков побледнел.

– Виноват, товарищ полковник, - повторил он.

– Еще бы не виноват! Конечно, виноват! Печатай, - приказал Голубков.
– "Докладная записка. Проект..."

– Можно поставить программу "Дракон", - предложил Ермаков.
– Текст сразу пойдет на экран. Только сначала нужно адаптировать ваш голос.

– К черту твоих драконов, нет у меня времени их приручать. Пиши. "Совершенно секретно. Срочно. Экземпляр единственный, занесению в компьютерную базу данных не подлежит. Президенту Российской Федерации..." В чем дело, лейтенант?

– Вы уверены, что я... что мне следует это знать?

– Конечно, уверен. Ты считаешь, что я не могу тебе доверять?

– Нет, но... Диктуйте.

– "В ходе выполнения Вашего поручения установлено следующее... Первое. Заключение государственной комиссии о том, что причиной катастрофы самолета "Антей" в Алатау был отказ навигационной системы, не соответствует действительности. Эксперт Крылов располагает неопровержимыми доказательствами, что в трюме "Антея" было не два истребителя МиГ-29М, как указано в документах, а как минимум три..."

– Дальше, - кивнул Ермаков.

– "Сверхресурсная загрузка могла быть и причиной катастрофы самолета "Руслан" в Иркутске..."