— Понимаю, все понимаю… — Он прикрыл глаза. — Ну и что же все-таки теперь делать?! К кому еще я могу обратиться за помощью?

— Ты должен все ей рассказать.

При этих словах Фриско он немедленно раскрыл глаза: в его взгляде явно читался страх.

— Рассказать твоей матери? Но я не могу. Я…

Она не дала ему договорить.

— Ты должен пойти и все ей рассказать. Ты обязан сделать это. И тут я тебе не помощник. Все что у меня есть, так это фондовые акции и немного своих личных сбережений. И тебе это отлично известно. Другое дело — мама. У нее достаточно средств, чтобы возместить недостающие на счетах фирмы суммы.

— Я не могу сказать ей, — возразил он. — Я себе представить это не могу. Ты хоть понимаешь, какой для нее будет удар?!

— Знаю, и все-таки тебе придется это сделать. — Фриско тяжело вздохнула. Она была очень обижена — не за себя, за мать, единственная вина которой заключалась лишь в том, что она очень уж сильно любила, не сомневаясь ни в чем и никогда не задавая вопросов. — Других вариантов я просто не вижу, папа.

— Но и это не вариант, — сказал Гарольд, подойдя вплотную к дочери и уставившись в окно. — Да и времени уже совершенно нет. Завтра в девять утра тут будет Лукас Маканна. Говорят, он всегда пунктуален, никогда не опаздывает.

Лукас Маканна. Фриско совершенно позабыла о нем. Впрочем, это и неудивительно, если учесть, сколько всего произошло сегодня.

— Тогда отмени встречу, — нетерпеливо сказала она. — Перенеси ее на более позднее время.

Не дожидаясь, когда она закончит говорить, Гарольд отрицательно замотал головой.

— Об этом я сам уже думал и утром пытался перенести встречу, звонил ему домой, затем в офис на заводе около Ридинга. Разговаривал с его братом Майклом. Тот сообщил, что Лукас еще вчера, мол, поехал в Филадельфию и что перед отъездом не сообщил, в каком именно отеле намерен остановиться.

— В таком случае, раз уж встречу никак нельзя отменить, ты должен блефовать изо всех сил, разговаривая с этим Лукасом, — посоветовала Фриско. — И ничего конкретно не сообщай ему до тех пор, пока не переговоришь с матерью.

— Блефовать с Маканной?! — недоуменно переспросил он, как если бы она предложила ему вытащить из-за спины крылья и лететь, подобно птице. — Ты, должно быть, просто шутишь?

— Кто бы он ни был, папа, он такой же человек, как и все, — и Фриско махнула рукой, давая понять, что особенно робеть перед Маканной не имеет смысла. — И, кроме того, у тебя ведь нет иного выхода, — напомнила она отцу, — ты ведь сам говоришь, что избежать встречи никак нельзя.

— Ну хорошо, — сказал Гарольд, хотя вид его говорил о прямо противоположном. — Но одному мне с ним не управиться. Нужно, чтобы ты присутствовала при нашем разговоре.

— Я?! — она отчаянно замотала головой. — Чем же я смогу тебе помочь?

— Ты окажешь мне моральную поддержку. — Гарольд схватил ее за руку и просительно заглянул в глаза дочери. — Фриско, я прошу тебя.

Что ей еще оставалось делать? Правый или виноватый, хороший или плохой, сколь угодно глупый и нерасчетливый, он тем не менее оставался ее отцом. И Фриско любила его.

— Хорошо, папа, я буду рядом с тобой.

— Ну вот, теперь вы все знаете. — Тим Дженкинс, он же бухгалтерская крыса, поднял глаза от широкогорлого бокала с бренди и посмотрел на Лукаса.

— Хммм… — промычал Лукас, проглатывая коньяк. Прежде чем проглотить, он долго катал напиток во рту, наслаждаясь его букетом. — Значит, говоришь, получается так, что Стайер не только говенный бизнесмен, но еще и вор вдобавок?

— И, похоже, к тому же паршиво играет на торгах, это тоже не забудьте, — напомнил Тим и с наслаждением вдохнул аромат бренди, согретого в руках.

Лукас ухмыльнулся.

— Не забуду. Прежде чем заявиться к нему в офис, я заранее все разузнал о его так называемых потерях на торгах.

— В этом я не сомневался. — Тим поежился и сделал большой глоток. «Ну и жуткая улыбочка у этого парня, прямо не по себе делается».

Лукас прищелкнул языком.

— Что ж, ты отлично справился с работой, Тим. Я очень признателен тебе.

Тим попытался улыбнуться боссу, но на лице его появилось лишь жалкое подобие улыбки.

— Теперь я могу отправляться домой? Потому как в противном случае жена и дети вообще позабудут, как я выгляжу.

Лукас рассмеялся. Смех его звучал негромко, но в нем чувствовалась страсть. По мнению некоторых женщин, у Лукаса был дьявольски сексуальный смех.

— Да, можешь отправляться домой. И ни о чем не переживай. Трейси и детишки сразу вспомнят тебя, как только ты заявишься домой с подарками. Я распорядился, чтобы к твоему жалованью добавили недурственный бонус.