Вот начало истории. Окончание ее он не только наблюдал, но и участвовал в нем, и разворачивалось оно весьма трагически.

Они поехали на машине. Он и два милиционера. Лаврушин жил в собственном доме. Ухоженном, с хорошим палисадником.

Едва Наумов открыл калитку, как из окна ударило охотничье ружье.

Картечь с визгом пропела над головой.

Впоследствии выяснилось, что Лаврушин все эти дни пил. И из спокойного, тихого человека превратился в одурманенного алкоголем зверя.

Пришлось вызывать подкрепление и штурмовать дом по всем правилам. Так что Наумов никогда не обольщался видимой легкостью задержания.

То, что за эти два часа он узнал о Коробкове, характеризовало его не с лучшей стороны. А возможность применения им оружия была вполне реальной.

Поэтому Олег еще раз осмотрел квартиру. Не очень-то удобно была она спланирована. В маленькой прихожей у Коробкова явно возникало преимущество, потому что здесь его мог бы брать всего один оперативник.

— Петя, — сказал Олег Грунину, — я, конечно, понимаю, что вы профессионалы, но Коробков вооружен.

— Мы не дадим ему возможности достать оружие.

— Дай-то бог.

— А вы, Олег Сергеевич, поутру в религию ударились?

— Да я бы куда хочешь ударился, лишь бы этого «ответственного работника» взять чисто.

— Возьмем.

— Олег Сергеевич, — вышел в прихожую Леня Сытин, — может быть, и мне остаться.

— Ты уж езжай, Леня, — засмеялся Петя Грунин, — мы с вашим гангстером сдюжим.

— Добро, — сказал Наумов, — поехали.

Он пожал оперативникам руки, мысленно пожелав им удачи еще раз.

«Ничего, ребята опытные, крепкие», — успокоил он себя. Вместе с Сытиным они вышли на площадку. За их спиной тихо закрылась дверь.

Щенок спал на заднем сиденье. Он лежал, разметав в разные стороны лапки.

— Спит. Олег Сергеевич, — улыбнулся шофер, — всю колбасу слопал и спит. Смотрите, какой у него животик круглый стал.

Наумов посмотрел и усмехнулся, слишком уж смешным был этот маленький белый комочек.

Машина тронулась, щенок упал на бок, проснулся и недовольно тявкнул.

— Молчи, дурачок, — Леня Сытин погладил его, — теперь у тебя все в порядке.

— Леня, я тебя высажу у конторы, срочно объявляй машину Коробкова в розыск, а я нового квартиранта на постой устрою.

Они высадили Леню у управления на улице Белинского, а сами поехали в Козихинский к Наумову.

— Я за молоком схожу и потом поднимусь, — сказал шофер.

Щенок постоял на пороге, принюхался и вошел в коридор, он повернул мордочку и посмотрел на Наумова, словно говоря: что стоишь, заходи. Потом, смешно переваливаясь, зашагал в глубь квартиры.

Наумов зашел в ванную, снял пиджак и рубашку, обтерся по пояс холодной водой, потом, неся пиджак и кобуру в руках, пошел в комнату.

В этой квартире он жил всю жизнь. Отец Наумова после фронта пошел служить в милицию и погиб в пятидесятом, за два дня до рождения Олега.

Мать, учительница, после смерти мужа сильно болела и умерла, когда Олегу было уже за тридцать. Он так и не женился. Слишком много времени отнимала служба и болезни матери.

В коридоре звякнул звонок. Вошел шофер с двумя пакетами молока. Он критически оглядел квартиру, словно попал сюда впервые, а не пил здесь чай, два дня назад вернувшись из Мытищ. И так же, как всегда, повторил знакомую фразу:

— Жениться вам надо, с такой квартирой, да в таком районе, знаете какую жену найти можно.

— Какую, Леша? — поинтересовался Наумов, переодевая рубашку.

— Самостоятельную.

Это была у Леши высшая оценка для женщины. Он не делил их по внешности и уму, а во главу угла ставил трудолюбие и домовитость.

— Так самостоятельная за меня не пойдет.

— Вы скажете тоже, образование, звание, оклад, квартира.

— Все, поехали. — Наумов надел пиджак. — А ты сторожи, — сказал он судорожно хлебавшему молоко щенку.

Старшина при входе в управление привычно козырнул и сказал:

— Товарищ майор, вас просит зайти полковник Никитин.

Значит, началось. Видимо, начальнику уголовного розыска области уже позвонили сверху, иначе он бы не стал вызывать.

В приемной начальника сидел Коля Гусев, начальник розыска одного из районов, он что-то рассказывал секретарше Ниночке, и она тихо смеялась.

— Привет, — сказал Олег.

Коля смутился и кивнул.

— Нина, не верь ему, у него в районе девушки плачут денно и нощно, проклиная коварство подполковника Гусева.