Олегу даже холодно стало на секунду. Он подошел к телефону, набрал код, потом номер. Раздался гудок, потом щелчок, и Олег услышал заспанный голос.

— Данилевский.

Как всегда, телефон у заместителя начальника уголовного розыска Таллина стоял под рукой. Олег даже увидел темную комнату, кровать, сонное лицо Валеры.

— Это Наумов.

— Ты знаешь, сколько времени?

— Извини, Валера, у меня тут такое. Что Александров?

— Ничего. Ведет себя тихо.

— Точно?

— Я бы не стал говорить.

— Скажи, у вас не появлялся японский ствол?

— Слава богу, нам оставшихся от войны немецких хватает. Когда ты приедешь?

— Завтра.

— Буду встречать.

Олег положил трубку. Кузя недовольно заворчал в углу. Его разбудил разговор, и он тявкнул, словно говоря: «Когда вы мне спать дадите?»

Олег подошел к нему, погладил. Щенок был шелковисто-теплым.

Олег поднял его, положил рядом с собой в постель и заснул. Сон пришел к нему сразу, наполненный свежестью и покоем. Рядом лежал теплый кусочек жизни, согревавший Олега, и он спал, как в детстве, счастливо и крепко.

Никакого багажа у Виктора Константиновича не было. Не любил он громоздких чемоданов. Да и барахло всякое не любил. Шил ему портной в Таллине два костюма в год. Летний, совсем невесомый, да зимний из добротного материала. Так что на сборы ушло у него не больше часа.

Самолеты, конечно, время экономили, но времени, как и денег, у него было предостаточно. В поезде жарко. Да и какие нынче поезда. Вагоны СВ как свинарники стали, особенно на южном направлении, чаю у проводников не допросишься. Поэтому у него другой способ передвижения был. Год назад купил он неновые «Жигули», привел в порядок. Даже ближайшие «соратники» не знали, что есть у него машина, которую Виктор Константинович держал на даче в Тарасовке. Платил хозяину дачи полсотни в месяц, и стояла машина в теплом гараже. А вот сейчас ее время пришло.

Виктор Константинович еще раз обошел квартиру. Осмотрел внимательно.

Сдавал ему ее один парнишка. Сам у жены жил, в каком-то НИИ за сто сорок трудился, а за квартиру полтораста в месяц брал. Но Виктор Константинович на него не обижался. Квартирка на Шереметьевской, телефон, две комнаты, а что еще человеку надо?

Он подошел к окну. Поблескивала в темноте крыша машины.

Шереметьевская улица пустая. Никого. Самое время по ночной прохладе тронуться. И тут песню он вспомнил. Пел ее в далеких пятидесятых в колонии вор-законник, начавший свою карьеру еще при нэпе.

Так же и он. Прощай, Москва. В Сухуми жарко, море, фрукты.

Виктор Константинович открыл кейс. Пачки денег лежали аккуратно, одна к одной. Хватит, хватит ему на тихую старость. А Сережа Пронин, конечно, загремит. Ничего, если уж в дело вошел, тюрьма закалит. Он из нее злым, умным делягой выйдет.

Как здорово-то, что бог Бурмина прибрал. Нашелся человек, шлепнул, а то второй раз он на дороге у Виктора Константиновича встал.

Пора. Он положил ключи на стол, а дверь захлопнул. Приедет хозяин, порадуется. Он ему полный холодильник жратвы и выпивки оставил да маленький цветной телевизор. Пусть пользуется.

Виктор Константинович вышел из подъезда. До чего же ночь славная. Тихо, прохладно. Он подошел к машине, открыл. Положил кейс на сиденье. И вздрогнул.

Кто-то сзади взял его за локоть. Обернулся быстро… Перед ним стоял заместитель начальника УБХСС города, полковник Сиротин.

— Далеко собрались, гражданин Плужников?

— А вам какое дело?

— Нехорошо. Грубо. Мы беспокоимся, гражданин Плужников, как вы в таком возрасте, ночью, один за рулем.

— Надеюсь, что все процессуальные формальности соблюдены? — спросил Виктор Константинович.

— Конечно. С таким серьезным человеком, как вы, надо все делать серьезно.

— Поедем на Петровку?

— Да уж не в Сухуми.

Нехорошо стало от этих слов на душе у Виктора Константиновича. Значит, знают. Много. Больше, чем он предполагал.

— Явка с повинной, гражданин полковник, не пройдет?

— Нет, — засмеялся Сиротин, — я вам предлагал это два года назад по делу о трикотаже. Теперь речь может идти только о чистосердечном признании.

— В машине лежит кейс, в нем денег больше, чем вы видели за всю жизнь. Берите его и отвернитесь на десять минут.

— Неисправимый вы человек. Плужников. А что касается денег, то у таких, как вы, я видел их столько, что вам и не снилось. Прошу.

Сиротин указал рукой на черную «Волгу», стоящую у бровки тротуара. Из нее вышли трое крепких молодых людей, быстро, профессионально ощупали задержанного. Виктору Константиновичу захотелось кричать, но он сдержался из последних сил.