— А ты бога видел когда-нибудь? — спросил он Фильку, выпуская дым из ноздрей и рта,

— Кого это, бога? Нет, не видал, — ответил Филька.

— А раз не видал, значит, его и нет. Филька засопел и спросил:

— А ты нашего Инженера Вошкина видал?

— Нет, — сказал молодой человек.

— Нет, значит, выходит, Инженера Вошкина нету на свете, а промежду прочим он бороду себе рисует на морде. Вот увидишь.

Комсомолец засмеялся. Фильку поддержал одноглазый. Он сказал:

— Ежели 6м не было бога, тогда и панихиды не служили бы, а над нашим Спирькой поп пел, кадилом махал. И церквей бы не было, и колоколен, и греха бы никакого не было: кого хочешь — убивай, чего хочешь — воруй, никого не бойся, раз бога нет.

Комсомолец опять засмеялся; в глазах его показался задорный блеск:

— Вот темные! Вот темные вы, ребята… Ничего вы не знаете, ото всего отстали. Вам все надо начинать с азов. Вот идите в детский дом: там вас всему научат.

— А вот наш детский дом, а вот главный гитатор, — улыбнулся Филька, указав на мельницу и лаская подбежавшего Шарика.

У входа в подвал возле небольшого костерка лежал на ящике Инженер Вошкин; он мечтательно смотрел в небо, где лениво тянулись облака. Не изменяя позы, он покосился на подошедших, сплюнул через губу и произнес, ни к кому не обращаясь:

— Завтра ночью буду через волховство вызывать душу Дуньки Таракана. Двадцать копеек вход. Учащимся скидка.

Комсомолец выплюнул окурок, улыбнулся и, подбоченившись, сказал:

— Волховства в природе не существует, товарищ. Волховстрой имеется. Души у человека также нет.

— Вот вызову, тогда будет, — проговорил баском Инженер Вошкин. — А сапоги у тебя хорошие, гражданин. Давай меняться, ежели ты сознательный.

Комсомолец присел на пень к костру и расстегнул потертую бобриковую тужурку. На сером пиджаке закраснел в золотом ободке значок.

— Вот иди, товарищ, в детский дом для беспризорных, и сапоги получишь, и белье, и одежду…

— Я белья отродясь не нашивал, — сказал Инженер Вошкин, — а в дом все-таки пошел бы. Чему там обучают?

— Грамоте, ремеслам, чему хочешь.

— Я по-хранцузски желаю изучаться.

— По-русски-то знаешь ли?

— Давай конкурснем! — как ужаленный привскочил Инженер Вошкин и протянул комсомольцу татуированную руку. — Я, может быть, во всех газетах ответственный сочинитель. Только молчу.

Из трущобы вылезли Амелька и прочие.

— Что, все? — спросил комсомолец. — Вот, товарищи, я обращаюсь к вам как старший ваш товарищ. Я член местной ячейки комсомольцев. Мне поручена пропаганда среди беспризорников. — Он поправил ворот рубашки с сиреневым галстуком, и его приятное горбоносое лицо перестало улыбаться. — Вы, товарищи, прекрасно понимаете, что каждый честный гражданин должен не только исполнять законы государства, но и приносить пользу своим личным трудом той стране, где он живет. Теперь посмотрите, товарищи, на себя. От вас государству как от козла — ни молока, ни шерсти. Вот недавно была под баржей зарезана девочка с ребенком. Ребенка родила она через вас, убили ее через вас, и убийца тоже из вашей шайки. Так делают только подлецы да мерзавцы. Уж вы не обижайтесь на меня, но подлее этого, пожалуй, не придумаешь. Понятно я говорю?

Ребята, опустив головы, мигали. Слова «подлецы» и «мерзавцы» больно кольнули их. У Катьки Бомбы дрогнул подборок, из груди вырвался какой-то цыплячий хрип.

Амелька глядел вдаль, насвистывал бродяжью песенку, притворяясь совершенно равнодушным к речам непрошеного гостя.

— Теперь идем дальше. Что же с вами в таком разе делать? Правительство тратит бешеные деньги для борьбы с беспризорностью, даже почтовые марки выпущены, в каждом почти городе имеются дома для вас, но вы оттуда бежите. Вот к примеру взять наши два дома беспризорников. Там водопровод, электричество, сытный стол…

— Стой! — прервал Амелька. — Это верно, что вы в детских домах даете нам многое, очень даже многое, зато отнимаете все.

— Что же мы от вас отнимаем?

— Волю!

Слово «воля» прозвучало, как выстрел. Все радостно заулыбались, даже Филька.

Клоп-Циклоп неожиданно вскочил, взмахнул рукою и запел с ожесточением:

И все с оскорбительной для комсомольца удалью подхватили:

— Ну вас к черту! — запальчиво крикнул комсомолец и нахмурился. — Я о деле. А вы что? Воля? Воля должна быть разумная, полезная, с идеологическим подходом. Понятно я говорю? Эх вы, черти коричневые!..