Настоящему художнику не обойтись без музыки, без стихов и без философии. Философия для художника — сила, организующая натуру.

Во всем плохом есть хорошее — в этом основа компромиссов. Природа защищается диалектикой. А человек? Может ли защититься?

Гортензия все более увязает в парапсихологической белиберде. Я сам втянул ее в оккультизм и мистику, и, боже, вся эта полуглупость, объясняемая необъяснимостью страданий, прилипла к ней. Она уже сомневается, человек ли она, не действуют ли вместе с нею в ее оболочке другие типы?

Я не лишен воображения и потому не отрицаю его в других. Я не стану объявлять шизофреником человека только на том основании, что он не похож на меня. В сущности, критерии нормальности никому не известны, и я лично считаю нормой не безликую серость, а гениев, говорящих на языке, непонятном для своей эпохи.

Гений приходит прежде всего для того, чтобы поддержать другого гения. Если прервется их цепочка, мы утонем во мраке…

Мы судим обо всем, и даже о жизни, по отношениям между вещами и между людьми. Достаточно ли этого? Согласен, мы выясняем какие-то состояния. А сущности? А закон? А будущее?..

Разум должен непременно находить решение проблем. Но были и есть проблемы, какие не могут быть решены усилием разума. Требуется еще озарение. Гортензия называет его астральным доопытным знанием…

Когда глубже постигаешь людей, иначе относишься к успеху среди них. Пуста и трагична слава среди невежд и холуев…

Осваиваюсь в обществе. Познакомился с епископом Ламбрини, художником Дутеншизером и его женой Гортензией. Бьюсь об заклад, я никогда не видел более привлекательной женщины. И хотя я предан Анне-Марии, в присутствии Гортензии я вел себя дурак дураком, — терялся и бормотал пошлости.

Гортензия трогательно заботится о своем пухлощеком супруге. Тот озабочен другим — переплюнуть Гогена. Возможно, по части спиртного это ему удается, но одержимости у него нет. Я был в его мастерской, — ни единого холста, который был бы написан в последний год.

Приятное знакомство, почти сюрприз — д-р Мэлс, хирург из Канады. Он по стипендии ООН руководит здешней клиникой. Женат на немке, массивной, добродушной Шарлотте. Мы с ней всласть наболтались на родном языке, и это вызвало некоторую грусть у обоих.

Познакомился с судьей Кумаи, сыном вождя какого-то племени, а также с агрономом Мутомбо из Анголы. Мутомбо консультирует адмирала Такибае по вопросам аграрной политики. Под его руководством составляется программа осушения болот в устье Покори, он же создатель крупного кооперативного хозяйства по производству батата.

Куале — живописный город, особенно его восточная часть, где на холмах, среди зелени, живет белое население, насчитывающее вместе с детьми 87 человек. Особой роскошью отличаются виллы, принадлежавшие влиятельным чинам прежней администрации. Они оборудованы глубокими подвалами, где почти без потерь сохраняются запасы продовольствия, доставляемого из Австралии, Новой Зеландии и Японии. Всюду бассейны и искусственные фонтаны, на украшение которых здесь идут куски кораллов и редкостные раковины моллюсков.

В этой части города — собор, телеграф, почта, правительственная канцелярия, полицейский участок, правда, значительно расстроенный, и национальный банк, приспособивший для своих нужд прежнюю тюрьму. Новые здания легко угадываются по архитектуре — это католический колледж, похожий на барабан, и парламент, напоминающий бамбуковые колена на мощных железобетонных опорах.

Деловая часть города расположена ближе к заливу — это северо-запад. Здесь множество мелких торговых заведений разного рода, принадлежащих иностранцам, выходцам из Юго-Восточной Азии. Здесь же большой универсальный магазин, сразу за которым начинается чайна-таун [3] , неожиданно тесный, будто сгрудившийся за невидимой крепостной стеной. Чуть в стороне — серая коробка клиники, это тоже новое здание, дальше порт с причалами, складами, ресторанами и увеселительными заведениями, женщин для которых поставляет в основном меланезийский квартал. Иные из поденщиц проживают здесь постоянно. Темные личности, у которых они числятся прислугой, ворчат на вздорожание жизни и угасание эротизма. В самом деле, секс и порнография почти не пользуются спросом среди аборигенов. Их успели развратить пьянством, их умственные силы подорваны. Но семейные традиции все еще с успехом противостоят разрушительному воздействию вседозволенности. Тут еще не Европа и не Америка, где общество методически разлагает огромная паразитическая мафия.

В этой же части города серебрится внушительная емкость для горючего, украшенная названием компании, которая время от времени ее пополняет, — «Шелл». Вот, пожалуй, и все достопримечательности, если не считать электростанции и пожарной службы.

К югу от аэропорта по всему заливу Куале представляет из себя типичный бидонвиль. Строительный материал традиционный: картонные и деревянные ящики, куски жести и проволочная сетка, используется еще бамбук и пальмовые листья, из которых меланезийцы делают кровлю, подвязывая пучками от нижней кромки крыши. Домики крошечные, но почти каждый с просторной террасой, обычно прикрытой от посторонних взглядов занавесями из луба пандануса. Много крыс. Они осмелели и, говорят, пожирают на пальмах еще зеленые орехи.

Улочки пропитаны смрадом. Зловоние — от открытых сточных канав. Здесь полно больных. Тяжело видеть изможденные, нездоровые лица и глаза, в которых нет надежды. Бидонвиль изобилует рахитичными детьми, немощными стариками, бродячими собаками и полицейскими.

Макилви утверждает, что изучать меланезийцев в городе — пустое занятие, — «тут они все выродились». Вероятно, он прав: только деятельная связь с природой и придает человеку его человеческий характер.

Мне повезло. Епископ Ламбрини собрался проведать в Канакипе тамошнего миссионера и пригласил меня…