— А ваш муж?

— Он два раза в неделю читает лекции в колледже и занимается садом. Дел у него полно, но все такие, которые ему нравятся.

— А ваша дочь?

Джон затаил дыхание, ожидая ее ответа.

— У нее все хорошо. Она по-прежнему живет в Кентукки. А откуда вам знакома наша семья?

Она слегка сдвинула брови, но больше никак не выразила своего беспокойства.

— Она мне знакома только косвенно. Я тоже адвокат и заведую фирмой «Чепмен и К»" в Нью-Йорке. В отличие от вас, я никогда не испытывал горячей любви к юриспруденции, много лет назад увлекся следственной работой и этим занимаюсь поныне. В данном случае моим клиентом является Артур Паттерсон. Не знаю, помните ли вы этого человека, но он помог вам в удочерении Меган в пятьдесят восьмом году. Думаю, теперь вы вспомнили.

Ревекка кивнула; улыбка исчезла с ее лица.

— А что случилось? Почему мы понадобились мистеру Паттерсону?

Теперь она казалась испуганной, словно Артур все еще мог забрать у них Меган. Собственно, она всегда именно этого и боялась.

— Все просто, миссис Абрамс. Артур Паттерсон умирает. И хочет знать, что у сестер Уокер все благополучно, что они счастливы и ни в чем не нуждаются. Еще он перед смертью надеется хоть раз увидеть их снова вместе, хочет заново познакомить сестер.

— Теперь? — ужаснулась Ревекка. — Спустя тридцать лет? А может, они совсем не хотят знакомиться?

Ревекка забыла о своей обычной безмятежности, у нес был такой вид, словно она готова вышвырнуть посетителя из своего кабинета.

— Ему кажется, что для них это может иметь значение. Но я понимаю ваши чувства. Тридцать лет — очень большой срок.

Ревекка в недоумении покачала головой:

— В свое время мы сказали мистеру Паттерсону, что не хотим дальнейших контактов ни с ним самим, ни с остальными девочками. В основном поэтому мы и переехали из Нью-Йорка в Лос-Анджелес. Я не думаю, что по отношению к Меган правильно было бы сейчас ворошить ее прошлое.

— А может, предоставить этот выбор ей? Вы сказали, что она в Кентукки?

— Да, в Аппалачах. Заканчивает там ординатуру. Она врач-акушер.

Ревекка сообщила это с гордостью, в то же время с открытой враждебностью глядя на Джона.

— Можно с ней переговорить?

Для него это была формальность, но Ревекка неожиданно восприняла происходящее как оскорбление. Она чуть не подпрыгнула от возмущения.

— Нет, нельзя, мистер Чепмен! Неужели вы думаете, что мы по прошествии стольких лет захотим причинить Меган такую боль? Вам известны обстоятельства смерти ее родителей?

— Да. А Меган они известны?

— Конечно, нет. Скажу вам прямо, мистер Чепмен, об этом не может быть и речи. Меган не знает, что была удочерена.

У Джона замерло сердце. «Как они могли не сказать ей? — думал он. — Такие борцы за свободу личности, вольнодумцы, и не сказали об удочерении! Это сильно осложняет дело».

— У вас есть другие дети, миссис Абрамс?

— Нет. Меган наш единственный ребенок, мы взяли ее малюткой и не считали нужным ставить ее в известность, что она нам не родная, когда девочка подросла.

— Не пожелали бы вы сейчас это сделать?

Он заглянул ей в глаза и испугался их выражения. Ревекка Абрамс явно не собиралась облегчать ему задачу.

Но по крайней мере он теперь знал, где находится Меган. В случае чего можно будет разыскать ее в Кентукки. Как бы это ни было жестоко, она имеет право знать о существовании сестер.

После долгого колебания Ревекка сказала:

— Не знаю, мистер Чепмен. Думаю, что нет. Мне надо обсудить это с мужем, а прежде с его врачом. Дэвид нездоров, я не хочу его расстраивать.

— Понимаю. Вы дадите мне знать через день или два? Я остановился в гостинице «Марк Хопкинс».

— Я дам вам знать, когда смогу это сделать… — Она встала, давая понять, что беседа окончена, и имела при этом такой официальный вид, как будто на ней был синий костюм в полоску. — Может, вы пока вернетесь в Нью-Йорк?

— Я лучше подожду здесь, на случай, если ваш муж захочет со мной увидеться.

— Я вам сообщу.

Она подала ему руку на прощание, но смотрела при этом холодно. Проводив Джона до двери, Ревекка вернулась за свой письменный стол, уронила голову на руки и заплакала.

Прошло тридцать лет, а они все еще пытались отнять у нее ребенка, хотели пробудить у Меган интерес к вещам, о которых она никогда не знала, познакомить с родственниками, по которым она никогда не тосковала.

Это было несправедливо после всего, что они с Дэвидом для нее сделали, принимая во внимание огромную любовь, которую к ней питали.

В тот же вечер Ревекка зашла к врачу, который счел, что состояние Дэвида позволяет сообщить ему о визите Чепмена.

Но она целых два дня собиралась с духом, пока наконец не рассказала все мужу, горько при этом плача в его объятиях, изливая все свои страхи. Дэвид гладил ее седые волосы, прижимал к себе и шептал ласковые слова утешения.