— Я постараюсь включить их в наш маршрут, дорогая. — Он добродушно улыбнулся. — Я и не рассчитывал, что ты позволишь мне совсем забыть об этом… — Он наслаждался своей снисходительностью к жене.

Их комнаты в «Ритце» были превосходны. Сара занимала отдельный номер с видом на Вандомскую площадь. Оставшись одна, она должна была признаться себе, что в этом одиночестве было что-то сладостно-горькое.

Тяжело вздохнув, она забралась в огромную постель под стеганое ватное одеяло, а утром они отправились в Лувр и провели там несколько часов. Это был радостный день для ее родителей, как, впрочем, и все путешествие, потому что Сара во всем проявляла уступчивость. В Париже жила давняя подруга матери Эдварда, которая пригласила их к себе на чай на улицу Якобинцев. Сара наслаждалась музеями, соборами, магазинами и обществом своих родителей.

В Довиле она чувствовала себя более напряженно, потому что знакомые ее родителей, которых они посещали, настаивали на том, чтобы Сара встретилась с их сыном, и делали все возможное, чтобы вызвать у них обоюдный интерес. Молодой человек заинтересовался Сарой, но ей он показался непривлекательным, невежественным и невероятно скучным. И пока они жили в Довиле, она старалась избегать встречи с ним. Точно так же в Биаррице ей навязывали двух братьев, а в Каннах — внука, если не считать двух «очаровательных» молодых людей, которых ей представили. К концу пребывания на Ривьере Сара была в мрачном настроении и почти не разговаривала с родителями.

— Дорогая, тебе понравилось на Ривьере? — невинно спросила Виктория, когда они упаковывали вещи, готовясь к завтрашнему отъезду в Лондон.

— Нет, нисколько, — резко ответила Сара. — Совсем не понравилось.

— В самом деле? — Мать взглянула на нее с изумлением: она считала, что Сара прелестно провела время. Они были на нескольких яхтах, значительную часть времени провели на побережье и посетили несколько блестящих приемов. — Как жаль.

— Я хочу поговорить с тобой, мама. — Сара посмотрела ей прямо в лицо и отложила белую блузку, которую собиралась упаковать. — Я приехала в Европу не для того, чтобы найти другого мужа. Хочу напомнить тебе, что до ноября я еще замужем. А после развода не собираюсь ни с кем связывать свою жизнь. Я смертельно устала от всех твоих знакомых, которые пытаются навязать мне своих глупых сынков, невежественных внуков или слабоумных кузенов. Я еще не встретила здесь ни одного человека, с которым могла бы серьезно поговорить или захотела бы провести больше часа. Мне не нужны больше никакие кавалеры, и я не хочу, чтобы меня проволокли по всей Европе, демонстрируя как какую-то застенчивую девочку, отчаянно нуждающуюся в муже. Это понятно? — Потрясенная Виктория кивнула. — Кстати, кто-нибудь из этих людей знает, что я была замужем?

Виктория покачала головой:

— Не думаю, что они знают об этом.

— Так, может быть, тебе следовало сказать им. Я уверена, что они тогда не с таким восторгом навязывали бы мне своих дорогих глупцов, если бы знали, что я разведена.

— Это не преступление, Сара, — тихо заметила ее мать, прекрасно зная, как Сара к этому относится. Для Сары это было преступлением, непростительным грехом, который она сама не могла себе простить и ни от кого не ждала другого отношения к этому.

— Здесь нечем гордиться. И большинство людей вряд ли считают это ценным опытом.

— Я не считаю развод непоправимой бедой. Ты познакомишься с людьми, которые не станут тебя осуждать. А когда придет время, ты сможешь поделиться с ними своими переживаниями, если почувствуешь в этом потребность.

— Да, это похоже на болезнь. Необходимо предупредить людей.

— Вовсе нет. Только если ты хочешь.

— Может быть, мне даже следовало бы носить какой-то отличительный знак, как прокаженной. — Это было сказано с гневом, досадой и грустью, но она устала от надоедливых молодых людей, которые не представляли для нее никакого интереса и которые чуть ли не срывали с нее одежду. — Ты знаешь, что этот святой Джилли делал в Довиле? Он украл мою одежду, когда я переодевалась, а потом вошел ко мне и пытался сорвать с меня полотенце. Он думал, что это невероятно забавно.

— Какой ужас! — Виктория была потрясена. — Почему ты ничего не сказала?

— Я сказала ему. Я заявила, что, если он сейчас же не отдаст мне одежду, я пойду прямо к его отцу, и бедняга так перепугался, что незамедлительно отдал мне все и умолял никому не рассказывать об этом. Он действительно был трогателен. — Такое простительно шестнадцатилетнему юнцу, а не мужчине двадцати семи лет. И все они похожи друг на друга, инфантильные, избалованные, самонадеянные, невежественные, необразованные. Ей это было невыносимо. — Я просто хочу, чтобы вы с папой знали, что я здесь, в Европе, не для того, чтобы найти мужа, — еще раз напомнила она матери, та кивнула, и Сара принялась снова упаковывать вещи.

Вечером Виктория упомянула об этом инциденте мужу и рассказала о молодом человеке в Довиле, он счел выходку глупой, но, безусловно, безобидной.

— Проблема в том, что она намного взрослее всех их. Она много пережила. Ей нужен кто-то постарше, более опытный. Эти мальчики не имеют представления о том, как с ней обращаться. И если учесть еще ее ощущения, когда ее знакомят с кем-то, юнцы вызывают у нее только досаду. В Лондоне мы должны проявить осторожность, знакомя ее с кем-либо. — Их план заключался не в том, чтобы совсем оградить ее от людей, а чтобы познакомить с теми, чье общество будет ей приятно, напоминая ей, что в жизни бывает не только одиночество. А все эти кавалеры во Франции лишь убедили ее в преимуществе одиночества.

Они вернулись в Париж на следующий день и через несколько часов пересекли Ла-Манш на пароме. В «Кларидж» они прибыли в обеденное время. У конторки их встретил управляющий, который церемонно показал им их комнаты. Родители заняли апартаменты с видом на Биг Бен и здание парламента. А у Сары был небольшой симпатичный номер, отделанный розовым сатином. Взглянув на столик в своей комнате, она заметила полдюжины приглашений, ни одно из которых ее не обрадовало. Она даже не потрудилась открыть их, а мать напомнила о них за обедом. Обедали они у себя в номере, и Виктория объяснила дочери, что они приглашены на два званых обеда и на чай к старым друзьям, а также за город в Дестер, на пикник и на ленч, который семейство Кеннеди дает в их честь в посольстве на площади Гросвенор. Они были огорчены, когда Сара раздраженно спросила: