Шрифт:
— Эй! Утопленники! Почему вы нас не пропускаете?
— Ты сам знаешь почему, — ответил низкий, булькающий голос.
— Не знаю! До меня доходили только слухи!
— Говори что хочешь, старик, нам все равно, — ответил скрежещущий голос. — Ваш корабль так и так мы утащим на дно.
— Миротворец! — воскликнула Китишейн. — Они отвечают стихами!
Мудрец постоял какое-то время безмолвно, а когда он заговорил, его голос был более низким и решительным:
— Ответ узнать хочу из уст твоих, мертвец! Чем заслужили мы такой конец?
Снизу послушался одобрительный шелест:
— Он отвечает стихами.
— Не можем мы вам дальше дать пройти! — ответил булькающий голос. — Средь вас есть смертный, сбившийся с пути!
— Он говорит обо мне! — сжал кулаки Кьюлаэра.
— Пусть Миротворец разговаривает с ними! — Китишейн схватила его за руку, чтобы остановить, но поздно: он уже стоял у борта. — Кьюлаэра! — Из ее уст раздался вопль отчаяния.
— Я был изгнан из своего племени за совращение и вероотступничество! — крикнул разбойник сотне синих лиц внизу. — Потом я избивал и грабил всех, кого встречал на своем пути! Если вы ищите грешника, то это я!
Глава 15
Матросы злобно и изумленно загалдели, а булькающий голос продолжал:
— Нас погубил Боленкар. Это он наслал на нас дикие племена. Неужели мы не будем мстить всякому прислужнику Боленкара?
— Я — прислужник Боленкара? — Лицо Кьюлаэра побагровело от злобы, охватившей его, когда он услышал это оскорбление. — Я борюсь с прислужниками Боленкара, а не помогаю им!
— Отвечай, — сказал каменный голос.
— Я ответил!
— Но ты ответил не стихами. — И маленькая Луа, сняв маску, подбежала к нему, от волнения ее взгляд метался. Она облокотилась о поручень и закричала:
Жестокий мститель думает, наверно:Убьет врага — и победит в борьбеНе знает он, как это гадко, скверно,И роет яму самому себеМесть — обоюдоострое оружье,И мститель на страданья обречен,Он сам себя карающим мечомВсю жизнь терзает — что быть может хуже?Оставьте же все мысли об отмщенье,Иначе вам вовек не знать спасенья!Ее стихи были встречены одобрительным гулом хора утопленников.
— Малышка, а глядите, как умна, — проскрежетал голос, судя по всему, некогда принадлежавший женщине.
— В ее словах есть мудрость, глубина, — подтвердил другой голос.
Булькающий голос продолжал настаивать.
Но что же будет в том порочного, дурного,Коль мы к себе на дно утянем злого —Того, кто слабых мучает и бьетИ жить хорошим людям не дает?Кьюлаэра был поражен, когда почувствовал, что ответ на этот вопрос звучит в его душе, и еще больше был поражен, когда обнаружил, что его губы сами выражают эти ответы в словах. Он дал словам выйти наружу, пытаясь при этом придать им некое подобие стихотворной формы:
О нет, не ваше дело — наказанье!Неужто вы не знаете того,Что для Творца равны Его созданья,Все души равноценны для него!— Сказано неплохо, — неохотно согласился булькающий голос.
А если твой Творец — лишь выдумка пустая?Ты докажи, что он на свете есть!Другой твердит «Сомненья ни к чему,Твори, что хочешь, я тебе подмога!»Один народ кого попало бьет,Другой народ и мух не обижаетТак, значит, делай все, что в голову взбредетВедь где-то кто-то как-то оправдает!Для бога одного — ты грешник записной,А для другого — праведник, герой!Брови Миротворца свирепо нахмурились. Он подошел к борту и грозно произнес:
Вас надоело слушать, лицемеры!Своим словам не верите вы сами,Других же искушаете сверх мерыИ вдоволь наделяете грехами.Не стану с вами спорить я напрасно,Увещевать и убеждать не буду,Но есть законы, коим все подвластны,И есть грехи, судимые повсюду.И племя то, что в мире горе множит,Убийство грешным делом не считая,Само себя когда-то уничтожит,Направо и налево убивая.За тем же, кто решил, что кража не преступна,Что можно брать у друга, у соседа,И страх, и зависть бродят неотступно,И смерть с косой идет за ним по следу.Любой в таком роду живет во страхеУкажут пальцем — ты уже на плахе.