СССР Внутренний Предиктор
Шрифт:
В надежде славы и добра
Гляжу вперед я без боязни…
(«Стансы»)
В этом преодолении чувства мучительного, но непродолжительного(сомнения) — проявление цельности мировосприятия поэта, вечной молодости его доброго сердца, всегда доступного чувству прекрасного и неподвластного силам зла.
Здесь мы видим свидетельство борьбы сознания и подсознания гения Пушкина. На уровне сознания — понимание, кто есть Моисей, кто есть Иегова, и отсюда:
CрассказомМоисеянесоглашурассказамоего
Онвымысломхотелпленитьевреяи т.п…
А на уровне подсознания, как христианин, воспитанный в почтении к догмам «Ветхого Завета», поэт попадает в ловушку, уготованную иудейским пророком Исайей:
Как труп в пустыне я лежал,
И бога глас ко мне воззвал:
"Восстань, пророк, и виждь, и внемли,
"
Однако Пушкин оказался по уровню понимания выше Иакова-Израиля(см.прим.8), т.к. в борьбе с самим собой, т.е. в борьбе сознания и подсознания он вышел победителем в отличие от праотца еврейского племени. Да и с Богом ли боролся легендарный Иаков? Ведь Бог света (зари) бояться не должен, света страшится Сатана, и не с ним ли заключил союз Израиль?
Значит, и в моем детском сердце, легковерном и нежном, было неприятие духа отрицания, разумеется, неприятие неосознанное, но по-своему созвучное с душою поэта.
Текст заметок "О стихотворении «Демон» дан по Морозову. Сверяю с Томашевским, и снова «обрезание и вытягивание». Фраза «Не хотел ли поэт олицетворить сомнение?» урезана полностью (урезать, так урезать!), а выражение «Оно исчезает, уничтожив наши лучшие и поэтические предрассудки души» вытянута добавлением слова "" после слова «лучшие» и с заменой "" на слово «навсегда». Ну а конец последней фразы вообще переиначен. Если у Пушкина она заканчивается вопросительно: «…и начертать в приятной картине печальное влияние его на нравственность нашего века?», то у Томашевского вопросительный знак исчез, и окончание звучит так: "и в картине начертал и печальное влияние на нравственность нашего века". (Ист.6, с.37).
Ну, скажет читатель, это с точки зрения ребенка. Пушкин же писал «Пророка» не ребенком, он создавал художественное произведение по законам творчества. Что ж, верно! Посмотрим, как этот процесс видится с позиции художника. Известно, что деятельность подлинных художников-мастеров всегда направлена на сохранение и созидание духовных богатств общества. Еще И.А.Ефремов в «Часе Быка» отмечал, что сберечь их можно лишь в действии, в активной борьбе со злом, в неустанном труде. Борьба эта совсем не обязательно требует уничтожения. Известно, что в духовно здоровом обществе в этой части активно проявляет себя фактор отражения, психологического отбрасывания всех проявлений зла. Пользование им в принципе доступно каждому человеку при соответствующей тренировке и при наличии неразрушенной цельности мировосприятия. Для того, чтобы высшие силы человека ввести в действие, нужна длительная подготовка, точно такая же, которую проходит художник, готовясь к творчеству, к высшему полету своей души, когда как будто извне приходит великое интуитивное понимание. Войти в это состояние художник может лишь последовательно проходя три этапа: от отрешения через сосредоточение к явлению познания. Состояние отрешения необходимо для , сосредоточение — для осмысления многообразия фактов жизни посредством . Явление познания завершает весь процесс, давая возможность практически реализовать творческий замысел.
Так художник проходит диалектический путь познания истины, познания объективной реальности, и всего этого «шестикрылый серафим» его лишает. Ибо какое может быть состояние отрешения и сосредоточения, когда «вещие зеницы» вместо того, чтобы быть прикрытыми, вздрагивают, «как у испуганной орлицы», а уши «наполняются шумом и звоном». Уж не шестикрылый ли серафим наполняет им в наше время весь эфир 24 часа в сутки? Может, потому и бегут подлинные художники из городов в глубь лесов, чтобы подготовить себя к творчеству, к высшему полету души и вновь обрести утраченный зеркальный щит Персея. Полагаю, таким образом Пушкин свои отношения с «пророками», их «опекунами» как-то уладил.
Отношения с Сыном Божьим, как было показано выше, ясно сформулированы им самим. Об отношениях же поэта с богами можно судить по высказываниям одного из ближайших его друзей В.А.Жуковского, изложенных в письме от 1 июля 1823г.: "Обнимаю тебя за твоего «Демон». К черту черта! вот… твой девиз. Ты создан попасть в боги — вперед! Крылья у души есть, вышины она не боится: там настоящий ее элемент: вот моя вера". (Ист.16, с.648). Однако сам Пушкин предпочитал верить не в слепоте, а в зрячести, ибо понимал огромную разницу между богами и культами богов, и потому окончательное суждение по столь деликатному вопросу изложит 8 июня 1834г. в письме к Н.Н.Гончаровой: «Я, как Ломоносов, не хочу быть шутом ниже у Господа Бога». (Ист.7, с.331), Что это значит? Ведь Пушкин понимал, что подлинные Боги шутовства веры не приемлют. К слову Бог приставка Господь пришла не случайно: творящим культ Господина не дано отличать веры слепой от веры зрячей. Более того, вера в слепоте для них предпочтительней, т.к. слепо верующий уже не может отличить шутовство веры от веры в шутовство.