Гарольд и Виктор Бриггз все еще стояли там же, где я их оставил, но лорд Уайт и Дана ден Релган ушли.

— Его лордство увели девочку, чтобы успокоить ее нервы, — сухо сказал Гарольд. — Старый козел прямо-таки пляшет вокруг нее, дурак чертов.

— Она хорошенькая, — сказал я.

— Из-за хорошеньких девочек иногда войны разгорались, — сказал Виктор Бриггз.

Я посмотрел на него с изумлением. Но вид у него был обычный — замкнутый и непроницаемый, как каменная стена. В душе у Виктора таились неожиданные глубины, но они все так же оставались тайными.

Когда я немного позже вышел из весовой, чтобы отправиться домой, меня с виноватым видом перехватил долговязый Джереми Фолк, который слонялся тут без дела.

— Не верю глазам своим, — сказал я.

— Я… ну… предупреждал вас…

— Предупреждали.

— Не мог бы я...ну... переговорить с вами?

— Чего вам надо?

— Ну... В общем...

— Ответ — нет, — сказал я.

— Но вы же не знаете, что я собирался спросить.

— Я вижу, что это нечто такое, чего я делать не захочу.

— Ну… — сказал он, — ваша бабушка хотела бы, чтобы вы зашли к ней.

— Нет и нет.

Повисло молчание. Вокруг нас собирались домой люди, желали друг другу доброй ночи. Было четыре часа. В скаковом мире рано желают доброй ночи.

— Я ходил к ней, — сказал Джереми. — Я сказал, что вы не хотите искать свою сестру за деньги. Сказал, что пусть она даст вам что-нибудь другое.

— Что? — Я был озадачен.

Джереми с высоты своего роста огляделся вокруг рассеянным взглядом.

— Ведь вы можете найти ее, правда, если по-настоящему попытаетесь?

— Не думаю.

— Но вы могли бы.

Я не ответил, и он снова внимательно посмотрел мне в лицо.

— Ваша бабушка призналась, — сказал он, — что с Каролиной... вашей матерью... она пережила ад... и выгнала ее, когда та была беременна.

— Моей матери, — сказал я, — было семнадцать лет.

— Ну... вы правы. — Он улыбнулся. — Так странно. Чья-то мать — и такая юная. Бедная беззащитная бабочка.

— Да, — сказал я.

— Ваша бабушка сказала… согласилась… если вы найдете Аманду... сказать вам, за что она выгнала Каролину. И скажет вам, кто ваш отец.

— Господи!

Я отшатнулся, сделал было пару шагов, остановился. Обернулся и посмотрел на него.

— Так, значит, вы это ей сказали? — резко спросил я. — Скажите ему, кто его папочка, и он все для вас сделает?

— Но вы же не знаете, кто ваш отец, — рассудительно сказал он. — Ведь вы хотели бы это узнать, правда?

— Нет, — сказал я.

— Я вам не верю.

Мы просто поедали глазами друг друга.

— Но вы же должны хотеть узнать, — сказал он. — Это же в человеческой природе.

Я сглотнул.

— Она сказала вам, кто он?

Он покачал головой.

— Нет. Не сказала. Похоже, она никому не говорила. Совсем никому. Если вы не будете искать, вы так и не узнаете.

— Ну, вы и ублюдок, Джереми, — сказал я.

Он смущенно задергался, хотя на самом деле смущения и не чувствовал. Блеск в его глазах, который сделал бы честь шахматисту, только что поставившему мат, был куда более точным индикатором его действий.

— Мне кажется, что адвокат должен сидеть за столом и вещать, а не бегать сломя голову по мановению руки старой леди.

— Эта старая леди...это испытание.

Мне пришло в голову, что он меняет свои намерения прямо на ходу, но я сказал только:

— Почему бы ей не оставить деньги своему сыну?

— Не знаю. Она не рассказывала почему. Она просто сказала моему деду, что хочет изменить завещание, в котором оставляла все сыну, и составить новое, в пользу Аманды. Сын, конечно, будет его оспаривать. Мы говорили ей, но это ни к чему не привело. Она… ну… уперлась.

— Вы видели ее сына?

— Нет, — сказал он. — А вы?

Я покачал головой. Джереми еще раз рассеянно обвел взглядом ипподром и сказал:

— Почему бы нам не продолжить это дело вместе? Мы мгновенно вернем Аманду, разве не так? Тогда вы снова можете забиться в свою раковину и обо всем забыть, если хотите.

— Нельзя забыть о том... кто был твой отец.

Его взгляд тут же стал острым.

— Так вы согласны?

“Соглашусь я или нет, он все равно не отстанет, — подумал я. — Он будет доставать меня, когда ему заблагорассудится, подлавливать на скачках каждый день, как прочтет программу в газетах, и никогда не оставит меря в покое, потому что он хочет, как уже сказал мне с самого начала, доказать своему деду и дяде, что, если он чего решил, то сделает обязательно”.